"Элла Никольская. Русский десант на Майорку (криминальная мелодрама в трех повестях, #1) " - читать интересную книгу автора

называли её Зиночкой, да и я тоже. Так я привык - "детка" или Зиночка.
По вечерам мы иногда выходили погулять все вместе или, поручив Павлика
соседке, выбирались в кино, пару раз даже в театр. Ничего не менялось,
разве что Павлик подрастал, да новый гость в дом повадился - Коньков. Как я
уже говорил, жена его привечала, он же ей не доверял: все приглядывался,
задавал ни к какому делу не идущие вопросы:
- А что, к примеру, немецкий язык, на котором здешние немцы балакают,
- он сильно отличается от того, что в Германии?
Помню пространный ответ моей жены: немцы из Германии над нами
посмеиваются, наш язык называют кухонным, примитивным, а сами-то чем лучше?
Говорят все на разных диалектах, и баварец не понимает саксонца, самым же
правильным считается "бюненшпрахе" - язык сцены, берлинский диалект...
Помню, я даже удивился, откуда у неё такие познания, потом вспомнил: Вилли
мог рассказать. Он, кстати, заварив всю эту кашу, заставив племянницу с
сынишкой сбежать из Москвы - все ради продолжения выгодного, хотя и
опасного "бизнеса", - не появлялся с тех самых пор, как лишился помощи этой
самой племянницы. Одному вести дело оказалось не под силу, он и угомонился
в своем Мюнхене, так я надеялся. Единственная с ним встреча не пробудила во
мне родственных чувств: ведь это он набросился на меня в темном переулке
неподалеку от дома старого Хельмута. Мы шли тогда по одному следу, оба
искали Грету. Хельмута, своего отца он побаивался, пришел тайком, застал
меня - Пака рассказала ему, почему я появился в их доме, да он и сам мог
без труда догадаться. Про письмо и фотографию она тоже сказала - хитрый
этот малый решил, что ни к чему мне располагать такими уликами. Кроме них,
у меня ведь не было в тот момент доказательств, что моя жена на самом деле
не Зинаида Мареева, а Маргарита Дизенхоф и, вздумай я куда-нибудь по этому
поводу обратиться, ничего бы я не сумел подтвердить. Да, она безусловно не
Мареева, поскольку та погибла, но почему я решил, будто беглянка именно
дочь Гизелы Дизенхоф и Барановского? Пака от всего отопрется, к Хельмуту не
подступишься... Тем временем Вилли, возможно, сумел бы разыскать
племянницу, и они вдвоем, пока суд да дело, обчистили бы ещё пару-другую
старых негодяев...
Такие я строил предположения, и Коньков со мной соглашался. Но его
больше интересовал Руди - того тоже след простыл, но он мог оказаться
неподалеку, в пределах досягаемости, и у него рыльце в пушку - помогал
сбывать краденое, служил посредником между вором Барановским и
контрабандистом Вилли. Сыщик, бывая у нас, как бы невзначай спрашивал мою
жену о любимом её дядюшке: где сейчас играет и не давал ли о себе знать.
Ответ всегда был спокойный, немного грустный: не в привычках Руди писать
письма и звонить, уехал куда-нибудь в провинцию, объявляется всегда
неожиданно, потому она и не беспокоится о нем... Вот так и прошел этот год
- с виду спокойно и не без приятности, но под тихой водой на дне будто тина
лежала, и что-то там двигалось, жило, вздыхало.
Я теперь часто ловил себя на том, что чересчур внимателен стал к жене,
ищу скрытый смысл в каждом её слове, разглядываю её лицо, когда уверен, что
она не замечает: оно вдруг представляется мне лицом незнакомки, от которой
можно ждать чего угодно...
Другими словами, после двух лет брака жена моя интересовала меня куда
больше, чем вначале. До женитьбы я видел в ней всего лишь молоденькую
провинциалку, жалкую авантюристку из неудачливых, без полета: ну подцепила