"Андрей Николаев. Интерпресскон: частица жизни." - читать интересную книгу автора

ществе о том, же, о чем и в остальных номерах. Все о том же,
о ней, любимой. О фантастике. Разве что абсолютно не фигури-
ровали повествования о том кто сколько выпил и чего
именно... Вышел оттуда, стараясь не шевелить головой, дабы
не расплескать приятные впечатления.
В коридоре трезвые Завгородний и Цицаркин соревновались:
кто быстрее. Завгородний с палочкой, Цицаркин на костылях.
На костылях-то куда сподручнее. Полное фиаско фэна номер
один. Но он свое наверстает когда придет черед состязаний по
стойкости к спиртному -- здесь рижанину рассчитывать не на
что.
Как-то не заметно оказался в своем номере в компании
приятных людей. И вдруг соображаю: Горнов, Бережной, Чер-
тков... Ведь это... "Мужики,-- говорю, -- нас четверо, быв-
ших редакторов бывших ведущих фэнзинов, гордости фэндома.
Через две двери -- Казаков, компьютер этажом ниже. Тряхнем
стариной ведь собрались ВСЕ наиболее известные фэнзины:
"Оверсан", "Страж-птица", "Измерение Ф", "АБС-панорама",
"Фэнзор", "Сизиф", "Интеркомъ", "Оберхам"! Соорудим посмер-
тный совместный номер!" Призыв был подхвачен. Бережным. Но
глубокоуважаемый Андрей Евгеньевич, измученный нарзаном (как
секретарю "Странника" ему категорически было запрещено рас-
слабляться до окончания церемонии награждения), заявил, что
неприлично трезв и устал. На том вопрос и закрылся. Зато ка-
кие хохмы прозвучали для нерожденного журнала! Каждому было
что сказать. Я слушал, топя в душе тревожно-радостные мысли:
как-то все пройдет завтра? С одной стороны, все складывает-
ся как нельзя лучше, а с другой: неожиданности всегда воз-
можны. Более того, кона без неожиданностей и не припомнить.
Пусть у вас не сложится превратное впечатление с моих
слов, будто в этом году на "Интерпрессе" не пили. Это не
так. Радостно уничтожили бутылку водки Олексенко с нашим
программистом Александром Пирсом, по случаю окончания хоро-
шо проведенной работы по обэджеванию всех гостей; самоотвер-
женно дегустировали в номере Николаенко "Букет молдавии";
хлебосольный Коломиец многократно зазывал меня отведать рюм-
ку коньяка; в номере, где собирались людены, все время на
столе стояла полная бутылка водки, словно (как в повести
Шефнера) постоянно обновляющаяся сочным градусом от света
лампочки; Корженевский, собрав народ, активно готовился к
своему докладу, в результате чего не был готов все четыре
дня; в номере Измайлова пробовали дорогое вкусное вино и
постепенно замедляющий движения Лукин пел свои неспешные
ироничные песни; в баре, работающим до трех ночи, еле держа-
лись на ногах Кудрявцев и Федоров, а Воху Васильева я прос-
то не узнал -- таким я его еще не видел... Профессор Сини-
цын, как приехал с утра подогретым, так и не остывал до кон-
ца конференции. (Синицын прославился в фэндоме тем, что мно-
го лет назад пил пиво с самим Гарри Гариссоном. Это меня
всегда поражало и восхищало. Когда обиженные Байкалов и Се-