"Б.Николаевский. История одного предателя" - читать интересную книгу автора

собраниях международного социалистического конгресса, но и на собраниях
русских учащихся и эмигрантов. В следующем 1894 г. он посещает Берн, где
заводит сыгравшее в его карьере чрезвычайно важную роль знакомство с
супругами Житловскими, - основателями "Союза русских
социалистов-революционеров заграницей". Этот Союз был невелик и невлиятелен.
Тем старательнее основатели его искали адептов. Азеф верно понял, что это
может стать для него не лишенным выгоды, - и примкнул к "Союзу", который
позже открыл ему дорогу в ряды основателей партии
социалистов-революционеров.
В том же Берне и приблизительно в то же время Азеф свел и другое
знакомство, сыгравшее большую роль в его жизни: там он встретился со своей
будущей женой, - тогда студенткой бернского университета. Она была искренней
и убежденной революционеркой и с большими энергией и самоотверженностью
пробивала свою дорогу в жизни. Азеф казался ей человеком, ставящим те же
цели и идущим теми же путями, что и она ... Об его сношениях с полицией она,
конечно, и не подозревала.
Нельзя сказать, что путь Азефа был усеян только розами. Он был человек
осторожный и осмотрительный. Тем не менее, уже тогда вокруг его имени стали
ходить неприятные слухи. К нему и в Ростове далеко не все относились с
полным доверием: как человек, он не принадлежал к числу хороших, надежных
друзей; любил зло подтрунивать над недостатками, был злопамятен и мстителен.
Многие его уже тогда считали человеком, способным на все, - если это ему
выгодно. И в самой его внешности многое не располагало к доверию.
Некрасивый, рыхлый и грузный, с одутловатым желтым лицом, с большими
торчащими ушами, с низким, кверху суженным лбом, с жирными губами и
расплющенным носом, - он многих от себя отталкивал чисто физически, - и это
подготовляло почву подозрительного к нему отношения.
Плохо говорить о нем начали уже вскоре после его первых докладов в
Департамент. Тогда из Ростова написали в Карлсруэ, что последние аресты там
были произведены по сообщениям, полученным жандармами из-за границы.
Подозрение пало на Азефа, и коллега последнего по студенческому кружку в
Карлсруэ, одессит Петерс (имя его встречается и в докладах Азефа) позднее
заявил в печати, что в их кружке после этого случая Азефу определенно не
доверяли. Но как это нередко бывало, расследованием слухов никто по
серьезному не занялся, обвинение не было оформлено и дальше разговоров в
кружке дело не пошло. А потом члены первоначального кружка, хорошо
осведомленные о деталях этого инцидента, окончили ученье и разъехались в
разные стороны. Приезжавшая молодежь ничего не знала, а потому, когда по
прошествии нескольких лет один из студентов, некто Коробочкин, откуда то
знавший о старых обвинениях, публично назвал Азефа шпионом, то общее
сочувствие присутствовавших оказалось на стороне "невинно оскорбленного"
Азефа, и Коробочкин, который ничем не мог подтвердить свое обвинение, был
исключен из кружка, как клеветник.
К концу своего ученья Азеф имел уже вполне прочное положение в русских
студенческих кругах и пользовался общим уважением. В эти годы он владелец
"хорошо подобранной" библиотеки нелегальных изданий, пользоваться которыми
он позволял студенческой молодежи за небольшую плату. Ему чаще всего
поручалось председательствование на студенческих сходках. По взглядам он
"убежденный" социалист-революционер, сторонник террора, и Бурцев вспоминает,
что когда он издал первый номер своего "Народовольца" с призывом к убийству