"Б.Николаевский. История одного предателя" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА VI Охота за Плеве

Во время своего последнего приезда заграницу, в начале 1903 г., Гершуни
оставил у Гоца, который был его постоянным поверенным по всем делам, - и
специально по делам Боевой Организации, - свое, так сказать завещание;
подробный обзор всех связей последней, адреса, явки, пароли и т. д., - а так
же список лиц, которые предложили себя для работы в Боевой Организации. В
случае ареста Гершуни, согласно этому завещанию, во главе Боевой Организации
должен был стать Азеф. Гоц полностью одобрял этот выбор Гершуни, а потому
вполне понятно, что когда в июне 1903 г. на женевском горизонте появился
Азеф, то он был встречен Гоцем и близкими к нему людьми, как признанный
новый вождь Боевой Организации, который должен увеличить славу последней. И
он не спеша принимал дела.
На очереди в это время с особой остротой встал вопрос о покушении
против Плеве.
Незадолго перед тем разразился известный анти-еврейский погром в
Кишиневе. В течение двух дней, - 19-20 апреля 1903 г., - организованно
руководимые толпы погромщиков беспрепятственно разрушали еврейские дома,
грабили магазины, насиловали женщин, убивали, - не щадя ни возраста, ни
пола. Ни полиция, ни войска не делали попыток прекратить погром.
С их стороны громилы, наоборот, нередко слышали слова полного одобрения
и поощрения. За то в тех случаях, когда группы евреев пытались оказывать
сопротивление, полиция обнаруживала свое существование: разгоняла группы
самообороны, производила аресты, не церемонилась пускать в ход оружие.
Убитые составили много десятков, - общее количество пострадавших исчислялось
сотнями.
Главным виновником все считали Плеве, который считал анти-еврейские
погромы полезным средством для борьбы с революционным движением и открыто
высказывал эту точку зрения в доверительных беседах с представителями
администрации.
Впечатление, произведенное известиями о погроме, было огромным, - как в
России, так и заграницей: ведь этот погром действительно воскрешал самые
худшие призраки средневековья. Огромное впечатление произвел он и на Азефа.
Последний не был евреем-националистом.
В воспоминаниях московского раввина Мазе рассказано, как насмехался
Азеф над еврейской религией, над обычаями и обрядами, как мало он придавал
значения своей связи с еврейским народом. Но евреем он себя все же
чувствовал. Судя по всему, особенно прочно в нем жили воспоминания о тяжелых
годах детства: Ивановская рассказывает, что во время их встреч в Варшаве и
Вильно, как бы серьезна ни была тема их разговоров (а они встречались там в
период подготовки покушения на Плеве), Азеф никогда не пропускал ни одного
из тех босоногих уличных торговцев - еврейских мальчишек, которых так много
бегало по улицам этих городов, - без того, чтобы не купить у него
чего-нибудь на грош или два. И его глаза, так часто глядевшие "холодными, на
выкате", наверное, именно в эти минуты чаще всего становились похожими на
обычные "грустные еврейские глаза". А ведь одной из самых жутких страниц в
рассказах о Кишиневе были сообщения о зверски убитых детях, - о грудных
младенцах, которым разбивали головы ударами о стену.
Как и вся Россия, Азеф ответственным за эти события считал Плеве и не