"Игорь Николаев. Лейтенанты (журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

Мое громкое возмущение, что нас привезли на убой ("Мы Красная Армия или
колхоз "Красный лапоть"?!" - любимая поговорка нашего училищного ротного
Яблоновского), прервал Мясоедов, предложив не "качать права",
а копать щель, чтоб спрятаться от танков: "Одну вдвоем - быстрее будет
и надежнее!" Мясоедов - рослый и сильный, довольно флегматичный малый.
Выпускник Ташкентского пулеметно-минометного училища имени Ленина.
- Копай как можно глубже и как можно более узко, - сказал Мясоедов. -
Нас не заметят и не раздавят.
Еле втиснувшись в выкопанную на совесть щель, мы с ним продремали до
рассвета. Немцы не появились. Пожевав всухомятку, полк пешим ходом двинулся
дальше.
Командир нашего батальона - капитан Старостин. Фамилия футбольная,
"спартаковская", мне грела душу.
Перед выходом Старостин довел до офицеров полученный из полка приказ:
"Преследовать противника, отходящего в сторону города Глухов. Город Глухов
освободить".
- Как это - преследовать того, кого нет? - спросил кто-то из бывалых.
- Без боеприпасов? - изумился другой.
Старостин был краток:
- Есть приказ, будем исполнять.
Едва мы, одолев привычные сорок-сорок пять километров, расположились на
ночлег, нас подняли. Еще километров на пятьдесят (судя по карте): скорее
освобождать Глухов. Бойцам тяжело: все снаряжение и тяжелое оружие (минометы
и пулеметы) несут на себе. После коротких привалов (десять минут отдыха
после пятидесяти марша) я своих проверял в темноте на ощупь. Уставшим людям
ничего не стоило незаметно для себя заснуть, отойдя чуть в сторону.
В стрелковых ротах некоторых вели, как пьяных, под руки. Они болели
"куриной слепотой". Ничего не видящие в темноте все равно считались
боеспособными.
Среди минометчиков таких не было, но они стали засыпать на ходу. Одно
дело - когда при повороте дороги в кювет валится спящий с карабином или
винтовкой (лишь бы без штыка), и другое - наводчик со стволом на плече
(как-никак 16 килограммов). Двунога-лафет и опорная плита крепились за
спинами на вьюках. Но, как ни крепи, при внезапном, во сне, падении, да еще
в канаву, человек мог серьезно покалечиться. Двунога весила под 18
килограммов, плита - 22. Главные мучения наступили утром, когда стало
пригревать солнце. Строй окончательно развалился. Одни, натыкаясь друг на
друга, не сдаваясь, тащились вперед, другие укладывались прямо на дороге...
В полдень разрозненные группки батальона из последних сил тянулись по
бесконечному подъему в центре Глухова. До собора дошло человек тридцать.
Остальные двести пятьдесят остались лежать по всему пути.
У соборной ограды я повалился на землю, с трудом заставив себя стянуть
сапоги... Смог дойти, видимо, на лейтенантском гоноре. Но как сумел не
отстать взвод с минометами! Самое поразительное в девяностокилометровом
форсированном марше - бесполезность: Глухов уже двое суток был освобожден
соседней дивизией.
К вечеру нас растолкали. Подтянулись отставшие. Еды у нас не было,
и кормили нас жители. Взвалив на себя бутафорское (без боеприпасов)
оружие, полк двинулся дальше. Я никак не мог понять: что происходит? Чтоб
такой разрыв между тем, чему нас учили, и тем, что на самом деле! А если б в