"Игорь Николаев. Лейтенанты (журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

кипятили на костре полкотелка воды и бросали туда полкотелка сахару. Заварки
у нас не было.
За десять дней марша я понял, что вопреки пропаганде мы как люди, как
личности на этой войне значения не имеем. Заботиться о себе нужно самому.
Выполняя боевую задачу, прежде всего думать о жизнях - собственной и
подчиненных. У меня был союзник: БУП-42 ("Боевой Устав пехоты 1942 года").
Написанный светлыми головами Генштаба по анализам катастроф лета 42-го,
устав был утвержден Сталиным. Ссылки на сталинский БУП-42, где жестко
говорилось о грамотной организации боя и было четко записано, кто из
начальства за что отвечает, сразу охлаждали бездарную ретивость вышестоящих.
Я был упрямым законником, а начальство в пехоте, за редчайшими
исключениями, - малограмотным.
Мы еще потихоньку двигались к линии фронта, а там уже началось
крупномасштабное наступление, позже окрещенное "Битвой за Днепр". Немцы
уперлись - наступление стало зримо проваливаться. Поставленная на
вспомогательном направлении 60-я армия генерала Черняховского неожиданно
легко проткнула немецкую оборону. Обрадовавшись возможности утереть нос
"старикам", тридцатисемилетний командарм стал бросать в прорыв любые войска,
неважно в какой степени готовности и обеспечения они находились. Бросили и
нас, перехватив на большой дороге, совсем с другого направления.
Наш батальон несло, как песчинку. Подумаешь, без боеприпасов -
как-нибудь выкрутятся. Подумаешь, комбата убило - война, что ль, от этого
остановится? Есть им нечего? Выпросят или "конфискуют" что-нибудь, на худой
конец...
О раненом фрице. Немцы, для которых прорыв Черняховского был полной
неожиданностью, пытались заткнуть его кем попало, в том числе "добровольцами
вспомогательной службы", так называемыми "хиви" - шоферами, обозниками,
санитарами, то есть небоевым составом из числа наших военнопленных. Вот
откуда взялся тот несчастный парень в немецкой форме.
Мин у нас все еще не было, и мы превратились в стрелков. Лежали в
канаве по краю поля, под высоченными осокорями - бугристые стволы,
раскидистые кроны. По ту сторону поля в легкой дымке тянулась такая же стена
деревьев. Там он. Оттуда стреляли. Что-то временами посвистывало совсем
рядом.
Меня успокаивали:
- Ту, которая свистит, товарищ лейтенант, не бойтесь - она мимо.
Которая в тебя ударит, ту не услышишь. Зря не робей!
Мы шли к этой "посадке" из тыла по открытому через луг. Немцы стреляли,
но как-то нехотя - деревья нас, видимо, загораживали. Идти можно было, но
пули есть пули. Взвод меня дружно опекал. Ничего не понимая,
я падал, когда орали: "Ложись!" И бежал вперед, если Кучеренко
почтительно наставлял:
- Здесь, товарищ лейтенант, надо бегом... На шестом шаге падайте!
- А почему именно на шестом? - спрашивал я, отдышавшись.
- Потому, - объяснял взвод. - На перебежке он тебя засек, а ты как раз
пять шагов пробежал. - Он выстрелил, а тебя нет - пусто... Он тебя будет
ждать-выцеливать, а ты переполз. С другого места вскочил перебегать. Поняли,
товарищ лейтенант?
"Беги пулей, падай камнем, отползай змеей", - долбили в училище на
тактике. Не верилось, что такая игра в "кошки-мышки" всерьез.