"Павел Нилин. Через кладбище" - читать интересную книгу автора

Сазон Иванович. - Не сообразил, можно ли мне верить, раз я у немцев служу?
Я с тобой, вот гляди, откровенный до пупа, а ты - темнишь. Ты же к
Бугрееву идешь, к Василию Егорычу Бугрееву. Правильно я говорю?
- Ну, допустим...
- Эх, - вздохнул Сазон Иванович. - Ты гляди что. Все советские, свои -
на своей земле. А друг дружку опасаемся. И правильно! Не опасаться сейчас
нельзя. Ладно! Значит, с послезавтрего жду, где сказал. Будь здоров!
Или... хотя минутку погоди! Я тебе не велел домой ко мне являться. Это -
учти - днем. Но ежели что случится очень срочное, нужен буду, приходи
ночью в любое время. Я ведь не там теперь живу, где раньше, не в Мухачах.
Я здесь, в Жухаловичах, живу - Сенная, девять. Во дворе у меня собака.
Очень строгая! Во двор не заходи. Стучи мне в крайнее окно слева. У меня у
окошка кровать. Тихонько стучи, чтобы не поднять собаку. Чтобы лишнего лаю
не было. Ну опять - до свиданья. Привет. Будь здоровый. Через кладбище
тебе тут будет ближе...



6

Через кладбище Михась никогда не ходил. Он боялся кладбища. И даже во
время войны, навещая Василия Егоровича Бугреева, он выбирал не ближний,
сравнительно безопасный путь, а, напротив, дальний - через плотинку, через
Почтовую.
Чаще же он пробирался к Бугрееву со стороны леса, где когда-то был
артиллерийский склад.
Он и сейчас охотно обогнул бы кладбищенскую гору. Но на Почтовой
наверняка у него стали бы проверять документы. Тем более на пруду, на
плотинке, в бывшей школе, теперь ортскомендатура и рядом - полиция. Нет уж
- лучше без нужды не рисковать.
Михась недолго постоял у какой-то белой, с выщербленной штукатуркой
стены, посмотрел, как отъезжает Сазон Иванович, помахал ему кепкой и,
усилием воли что-то решительно сжав в себе, вошел в широко распахнутые
ворота.
В последнее время он немало повидал - и, конечно, не только повидал -
покойников. Но между теми покойниками, на поле боя, и этими, на кладбище,
кто понимает, - громадная разница.
Легкий зыбкий ветерок, все усиливаясь, обрывает последние листья с
дубов и ясеней, широко разветвившихся над могилами, над крестами и
памятниками. И опавшая листва шуршит под ногами, издавая горький запах -
запах вина и тлена, грибов и непроточной, плесневелой воды.
Тоненько позвякивают и скрипят под ветром жестяные венки, обернутые
длинными лентами, на которых уже слиняли, смытые дождями, скорбные слова.
Михась идет, стараясь без надобности не оглядываться, стараясь не
читать надписи на памятниках и на дощечках под крестами, стараясь не
вглядываться в фотографии усопших, вставленные кое-где в фарфоровые
медальоны. Хочет скорее пересечь поселение мертвых, эту пологую гору,
иссеченную множеством узких тропинок.
На вершине горы заканчивается одно кладбище и через дорогу начинается
другое - еврейское.