"Индия Найт. Почему ты меня не хочешь? " - читать интересную книгу автора

времени проводил в Париже). По утрам я спускалась с ребенком вниз для
первого кормления, в ночной рубашке, истекая молоком, и частенько находила
в гостиной незнакомых людей, распластавшихся на уродливой мебели какого-то
модного дизайнера. Я слишком стара для этого, говорила я себе, хотя и в
юности никогда не грезила о такой вот жизни в стиле рок-н-ролл. Я мечтала о
чем-то абсолютно домашнем, обычном - противоположном тому, что окружало
меня в детстве. Один из нас должен был уступить, а поскольку Доминик не
хотел или не мог отказаться от своего образа жизни, мне пришлось переехать.
Мы разошлись год назад, когда Хани было восемь месяцев. Я не сожалела о
случившемся: одно дело, когда раздражает стиль жизни Доминика, другое -
когда начинает раздражать он сам.
Доминик, в профессиональной сфере диктатор до умопомрачения, при
разводе повел себя образцово, чего не скажешь о наших друзьях. Несмотря на
то что официально в браке мы не состояли, он отдал мне дом и назначил
приличные алименты, к которым я иногда прибавляю периодические заработки за
переводы. Сам Доминик перебрался в Токио. Он как раз открыл там свою
четвертую галерею (третья находится в Лос-Анджелесе), туда же он перетащил
свою японскую любовницу. В Лондоне Доминик появляется раз в месяц на
несколько дней. Конечно, для Хани этого недостаточно, и в основном общение
с папой у нее сводится к посылкам из Японии, письмам и рисункам по факсу,
но Доминик уверяет, что обожает дочь, и я не вижу причины не верить ему. С
другой стороны, теперь по утрам меня не поджидают сюрпризы в виде упившихся
незнакомцев, в нашем доме царят мир и покой, везде чистота и порядок, а
Хани в свои полтора года - самый жизнерадостный ребенок на свете, так что,
похоже, мы приняли верное решение.
На деньги, вырученные от продажи пары самых отвратных шедевров,
презентованных мне Домиником во время нашей совместной жизни, я полностью
сменила интерьер. Гигантскую, более двух метров в высоту, скульптуру
мужчины, напоминающего скорее трансформера-паралитика, испражняющегося
земным шаром ("Мне больнее, чем вам", гипс и сигаретный пепел, 1996 год), я
продала за двадцать тысяч фунтов стерлингов (я не шучу); а за рисунок
Кевина Аутана - неизвестно, были ли у этого художника конечности, потому
что, по-моему, рисовал он, держа ручку в зубах, - женщины с лицом комара
("Ужаленная", пастель и шариковая ручка, 1998) мне дали восемь тысяч
фунтов.
Так что вместо бетона и нержавеющей стали теперь в доме были дубовые
полы и шкафы из вишни; жуткие двухместные кресла сменили мягкие диванчики с
лоскутными покрывалами; стены из бледно-серых стали пастельно-желтыми;
везде появились цветы, а спальня из чопорного кошмара в духе минимализма
превратилась в уютное гнездышко в розовых тонах и с мягким освещением - на
эту идею меня вдохновил новоорлеанский "бордельный" стиль. Правда, грешить
мне в этом гнездышке было не с кем.
Мне не нравились люди, с которыми мы с Домиником общались, но я
никогда не давала им этого понять - я их кормила, поила, давала кров, а по
утрам даже готовила им завтраки. Ходила на их скучные приемы, проводила в
их загородных домах выходные, разговаривала с ними. Была с ними до
омерзения мила и приветлива. Покупала подарки их детям, хотя большинство их
отпрысков вели себя отвратительно и были такими тугими на голову, что
лучшим подарком для них стал бы бумажный пакетик, какие раздают в самолете
пассажирам. С некоторыми из них я даже ездила в отпуск, сплошь и рядом