"Ингрид Нолль. Натюрморт на ночном столике" - читать интересную книгу автора

кармашки, воткнули всякую всячину. Так бы и схватила круглые карманные часы
или разлохмаченное гусиное перо! Печать из черного дерева, роговый гребень,
пятнистый, как шкура тигра, перочинный ножик, письма со сломанными красными
и черными печатями, растрепанные брошюры - их достают каждый день и каждый
день кладут обратно. Среди всех этих канцелярских штуковин бросается в глаза
ключ - интересно, зачем его оставляют на таком видном месте, почему им так
часто пользуются, что за дверь он отмыкает?
Ни Люси, ни Сильвия мою живопись на стекле не оценили. Единственный,
кого она хоть как-то заинтересовала, был Удо. Если забыть о том, что он
бабник, то с ним вполне можно было бы ладить. Умен, с чувством юмора даже, к
тому же большая шишка, зарплата - целое состояние. У Сильвии было все, о чем
я только мечтала: домработница, респектабельный автомобиль (не то что моя
развалюха со свалки), шмотки шикарные, огромная, великосветская вилла, а
кошелек от наличных трещит по швам. Сильвия порой являет чудеса щедрости и
передает одежду своих дочек по наследству моей Ларе. Мне самой перепало
вечернее платье, в котором я красовалась на балу в теннисном клубе. Обратно
Сильвия его забирать не стала. Мне ее одеяние было широковато в бедрах. Но
вообще-то, я оттого еще дружила с Сильвией, что она обещала заказать
Райнхарду, когда придет время, построить новые конюшни и новое здание для ее
конного клуба.
До замужества Сильвия проектировала гарнитуры для "благородной" кухни.
Необыкновенной какой-нибудь кулинаркой она в связи с этим не стала, но до
сих пор ее кухня напичкана самыми high-techs.[7] Как только моя подруга
выскочила замуж, она забросила работу, расслабилась и зажила в свое
удовольствие, которое изредка прерывали внезапные истерические приступы
материнской любви. Врач прописал ей пить на завтрак шампанское, я
посоветовала увлечься лошадьми, а что у нее роман с "лошадиным" тренером,
так это Удо виноват, совсем жену забыл.

А еще Сильвия торчит у меня как бельмо на глазу, потому что я ей,
конечно, завидую немножко и ревную к ней моего мужа. В бытность свою
дизайнером кухонь она нахваталась азов архитектуры и мнила, что имеет к ней
какое-то отношение. Райнхард, правда, Сильвии избегал. Он и без того в своем
блестящем фешенебельном теннисном обществе звезд с неба не хватал и сам это
прекрасно знал. Я видела, как он из кожи вон лез, чтобы свести знакомство с
богатыми теннисистами, хотя порой и сомневалась, что его на это толкает одна
только забота о семье. Удо, муж Сильвии, тоже играл в теннис, и в тот
злосчастный вечер они с Райнхардом договорились поиграть, но потом Удо
пожаловался на сердце и встречу отменил.
Да уж, у богатых свои спортивные причуды, недешевые. В этом смысле Люси
мне всегда нравилась больше. Она точно уж не бедная, но не играла в гольф и
не ходила на яхте под парусом. С четырьмя детьми не очень-то разгуляешься.
Помню, она меня как-то удивила: решила отдать младшую Евочку в детский
сад и пойти на полставки опять работать учительницей. "Анна, я же не для
того университет заканчивала, чтобы стать потом наседкой", - объяснила она.
На что я только с горечью отвечала: "Кажется, это как раз мой вариант".
Тут Люси предложила мне за приличную плату нянчить до обеда ее Еву и
забирать в полдень Морица из детского сада.
- Ты же знаешь, - отвечала я, - у меня своих двое за юбку цепляются. А
еще надо теперь при Райнхарде секретаршу из себя строить. Так что бебиситера