"Лоуренс Норфолк. В обличье вепря" - читать интересную книгу автора

с собственным будущим, он его не узнал. И никто из них не смог этого
сделать, даже после того, как события нескольких следующих дней совершенно
отчетливо дали понять, что будет дальше. Даже и тогда никто ничего не понял.
Им следовало рвать оттуда когти что есть духу, всем, мужчинам, женщинам и
детям, тысячам, десяткам и сотням тысяч, миллионам - рассыпаться по полям и
бежать.
Колонна грузовиков проследовала мимо него и двинулась дальше, и мокрая
дорога отразила и размножила их габаритные огни. Грузовики отступали все
дальше, и красные фонарики перемигивались во тьме. Сол стоял и смотрел, пока
не исчез последний.

* * *

Над городом прокатились семь гулких тупых ударов. Из-за городского
вокзала медленно поднялся к небу толстый столб грязно-серого дыма,
колыхнулся, подхваченный налетевшим ветром, и лег в реку. Отступающие
русские взорвали мост.
Война была объявлена еще прошлой осенью, но ничего не изменилось -
вплоть до следующей весны, когда русские потребовали вернуть им Бессарабию и
Северную Буковину. Отвод румынских частей с позиций, которые они занимали к
северу и к востоку от города, повлек за собой практически моментальное
исчезновение городской полиции, большинства университетских преподавателей и
значительной части гражданского населения. За одну неделю
привычно-раскатистый утренний гомон на рынках в дальних концах Херренштрассе
и Зибенбюргерштрассе стал на удивление тихим и неназойливым, толчея на
Рингплатц сменилась упорядоченным двусторонним движением, а отец Густля
Риттера с удивлением обнаружил, что на трамвае он теперь катается едва ли не
в полном одиночестве. На городских улицах, на площадях и в парках воцарилось
знойное марево, нарушаемое разве что отдельными пешеходами, которые сами
себе напоминали людей, случайно выживших в некой загадочной катастрофе:
двигались они медленно и настороженно, так, словно толкали их вперед
исключительно воспоминания о тех, кто уехал.
Эта странная тишина была нарушена появлением на Прутской равнине
советского бронетанкового батальона. Всю первую неделю оккупации на
Рингплатц простоял танк. Бронечасть сменил гарнизон, состоявший из
краснощеких украинцев в коричневых мундирах; командовали ими узколицые
комиссары.
С того дня, как пришли русские, прошло уже больше года. Сол, Рут и Якоб
сидели снаружи возле "Шварце Адлера": пирожных они не ели, поскольку о
пирожных остались одни воспоминания, кофе тоже не пили, хотя жидкость в их
чашечках по-прежнему носила это название. Сол разглядывал поверхность
дымящейся жидкости, которую Август Вайш разливал из стоящей за стойкой
хитроумной хромированной машины. Жидкость подернулась рябью, когда один за
другим раздались семь взрывов: первый вызвал ответный залп сотен пар
голубиных крыльев, которые тут же плеснули с крыши стоящего напротив здания,
бывшего сначала ратушей, потом штабом начальника гарнизона, а ныне, судя по
всему, опустевшего окончательно.
- Вокзал? - вслух предположил он.
- Синагога, - отозвалась Рут.
- Мост, - сказал Якоб. - Отступающие армии всегда взрывают мосты.