"Лоуренс Норфолк. В обличье вепря" - читать интересную книгу автора

Просто в силу привычки.
Он покачал чашкой из стороны в сторону, словно желая окончательно
убедиться в том, что она пустая.
На третьей неделе оккупации сбежавших университетских профессоров
заменили смесью украинцев и учителей из пригородных деревень, чью дремучую
некомпетентность Сол взял в привычку выставлять на посмешище, задавая им
нарочито сложно сформулированные вопросы. Три раза в неделю его и других
оставшихся в городе студентов загоняли в самую большую поточную аудиторию,
где им подробнейшим образом перечисляли несправедливости, совершенные
царским режимом, и достижения новой советской власти. Курс этот именовался
"Историей" и был обязателен для посещения.
Началась череда совершенно бессистемных открытий и закрытий. Так,
медицинское отделение, для реукомплектации которого не нашлось подходящих
преподавательских кадров, перестало существовать, зато вновь заработал
закрытый семнадцать лет тому назад Еврейский театр. В результате Якоб провел
весь прошедший год, изучая ботанику и древнегреческий, а Рут - играя
маленькие роли в сценических переработках народных сказок и в советских
пьесках, которые режиссеру Еврейского театра, Песаху Эрлиху, всячески
рекомендовалось ставить. Большую часть труппы составляли швеи и закройщики с
обувной фабрики в Вайнберге, которая закрылась из-за дефицита кожи. Сам
Эрлих был ассистентом зубного врача, пока зубной врач не сбежал. В большое
театральное здание на Театерплатц вселилась украинская труппа из Лемберга,
или Львова, как его предпочитали называть тамошние жители, - и принялась
ставить Шекспира, Расина и Кулиша. Рут и Сол провели чудесный вечер за
столиком в "Кайзеркафе", передразнивая представление "Береники", которое им
было слышно до последнего слова. Львовская труппа имела выраженную тенденцию
к громогласности. Новые хозяева города отправили четыре тысячи горожан
налаживать новую жизнь в Сибири, а остальным запретили покидать пределы
города. Склад пиломатериалов закрыли, и отец Сола нашел работу в конторе
главного городского конструктора, где вплоть до отхода русских войск его
главной обязанностью было надзирать за городскими мостами.
Однако артисты из бывших перчаточниц и седельщиков с вайнбергской
мануфактуры вряд ли были многим лучше, чем режиссер из бывшего помощника
зубного врача или вдохновенный певец тракторов из бывшего подражателя
Рильке, - по крайней мере, так казалось Солу. Врачи должны лечить людей, а
не растения, а торговцы древесиной не имеют отношения к чертежным доскам -
если, конечно, речь не идет о поставке и распилке древесины, из которой эти
доски будут делать. За истекший год те, кто остался в городе, носили костюмы
тех, кто уехал. Одежка сплошь была не по мерке, и вот теперь семь взрывов,
по одному на каждую из семи опор, которые с таким прилежанием вырисовывал
отец Сола, возвестили о том, что эти нелепые одеяния надлежит снять. И во
что же им предстоит теперь переодеться? К ним двигалась целая армия пустых
костюмов, которым нужны были только тела. Шесть дней назад Германия вдруг
набросилась на своего союзника и объявила войну Советскому Союзу.
- Что, пойдем посмотрим? - предложил Сол.
На Зибенбюргергассе зазывно прозвучал трамвайный звонок.
- Завтра, - сказал Якоб, поглядев на часовую башню и задержав на ней
взгляд несколько дольше, чем это было необходимо.
Двое других тоже подняли головы. На крыше башни, там, где раньше
красовался двуглавый орел, теперь торчал голый шпиль.