"Лоуренс Норфолк. В обличье вепря" - читать интересную книгу автора

другой стороне Зибенбюргергассе мужчин. Он все никак не мог успокоиться. То,
что у "Шварце Адлера" сидели эти люди в форме, потрясло его: выражение
усталости на их лицах и то, с каким безразличием они смотрели на них, когда
они шли через площадь. Голос Лотты неестественной резкой нотой звучал у него
в памяти. В конце концов, ничего нового он не увидел. Отделение "Железной
гвардии" существовало в городе уже не первый год - под руководством одного
учителя математики. Раз в месяц они устраивали шумные митинги в "Deutsche
Haus" [201]. Он стоял прямо напротив галереи. Завтра должна была открыться
выставка.
Он должен был вспомнить что-то очень важное. Именно этого требовал от
него художник; и картина тоже была написана только для того, чтобы это
произошло. Все ее провалы и размытости были чем-то вроде мимикрии, и они
намекали на более глубокую, более общую текстуру, как будто всякое прошлое,
которое надлежало вспомнить, пробуждалось при помощи одного и того же общего
чувства. Как будто у памяти в нужный момент появлялась одна и та же -
телесная - форма, когда она принималась ворочаться и скрести изнутри о
кости. Посмотри на эту мерцающую плоть! Какой скелет она собой оденет? Тела,
которые вспомнились Солу, принадлежали людям, которые как-то раз ехали с ним
вместе в вагоне метро.
Он сел на Восточном вокзале. Жарким вечером в самом конце лета. На
каждой станции вагон вдыхал с платформы очередную порцию влажного воздуха,
чтобы задержать дыхание до следующей остановки: Репюблик, Оберкамп,
Ришар-Ленуар. На Берге-Сабен свободных мест уже не осталось, и тем, кто
входил в вагон на следующих остановках, приходилось стоять. Значит, эти два
бизнесмена сели раньше. Сидели они чуть ближе, чем он, к хвосту вагона.
Всякий раз, как вагон качало, стоящие пассажиры меняли положение тел, и на
секунду между ними возникал зазор, в который он и видел эту парочку: серые
костюмы, один либо спит, либо в бессознательном состоянии, другой
красномордый, галстук развязан, обмахивается несколькими листами бумаги. Он
решил, что едут они вместе. Среди тех, кто стоял ближе к нему, была молодая
женщина, в сапогах до колена, короткой юбке и замшевой куртке, отороченной
желтым мехом, не по сезону теплой. На лице - недовольная гримаска. Хотя чуть
позже он дал себе труд задуматься: а из чего, собственно, он сделал подобное
умозаключение?
Она вполне подходила под определение "нынешняя молодежь": не вполне
взрослая, но уже и не ребенок. Этот типаж как-то вдруг появился на улицах
буквально год тому назад, или, может быть, раньше он просто не обращал на
них внимания - взъерошенные молодые мужчины и красивые женщины. Сол
забавлялся, наблюдая за реакцией на нее со стороны других пассажиров - если
и не откровенно ханжеской, то во всяком случае неоднозначной. Было вполне
очевидно, что под блузкой, почти прозрачной, на ней ничего нет.
На Бастилии в вагон зашел молодой рабочий с всклокоченными черными
волосами, бросил на нее один-единственный ошарашенный взгляд и покраснел. Он
стоял с ней бок о бок, будто прирос к месту, и попеременно изучал то потолок
вагона, то носки собственных башмаков, то двоих мужчин, которые сидели на
ближайших к нему местах. Тот из них, что спал, уже успел уронить голову на
плечо краснолицего, и та покачивалась в ритм движению поезда. Сосед
попытался было его оттолкнуть, но безуспешно. Сол понял, что спящий скорее
всего пьян, и стал с любопытством наблюдать за развитием ситуации.
Когда поезд подошел к выходу из тоннеля, пьяный издал во сне звук,