"Хилари Норман. Клянусь, что исполню..." - читать интересную книгу автора

должен попытаться отомстить.
Мне не удалось этого сделать, а теперь моя жизнь близится к концу. И
все же в моем сознании еще пылает факел надежды, поэтому я делаю то, что еще
могу сделать.
Я передаю факел".
Почти двадцать лет записки хранились в ящике из толстого картона,
запечатанном блестящей коричневой клейкой лентой и спрятанном в сейфе
компании "Британия Сейф Депозит", на Лиденхолл-стрит в Лондоне. Автором был
молодой человек по имени Антон Ротенберг, а их хранителем некий Пол Уолтер
Остерман из Филадельфии. Прирожденный борец за справедливость, Остерман нес
на себе бремя тайны семьи Ротенбергов почти четверть века, пока не предстал
перед лицом смерти и не посвятил в эту тайну другого человека. А тот,
понимая, какая огромная ответственность ложится на его плечи, решил
поместить записки в сейф.

1

Брюссель, 26 июля 1995 года
Оливия Сегал сидела на полу. На коленях у нее устроилась Клео, кошечка
черепахового окраса. Милое мурлыкающее существо, по счастью, не могло
понимать весь ужас произошедшего. Жизнь кончилась. Время остановилось.
Оливия смотрела на часы.
Пять часов семь минут вечера в Брюсселе. Одиннадцать часов семь минут
утра в Нью-Йорке.
Неважно. Все теперь неважно. Вот маленькая, черная трубка сотового
телефона. Она донесет через океан сигнал бедствия. Бедствия, бедствия - тут
никто не шутит! Бельгийские полицейские вели себя вполне любезно и
предупредительно, но Оливия знала, что они не поверили ни единому ее слову
и, без сомнения, сочли ее ненормальной. Она безуспешно пыталась дозвониться
Джиму, а вот теперь оставался последний шанс - Энни.
Джим и Энни. Самые близкие ее друзья. Больше всего на свете Оливии не
хотелось бы взваливать на них свои неприятности. Она честно пыталась
справиться сама. Но ей было слишком страшно, просто невозможно страшно. Она
никогда не считала себя трусливой - сколько раз Энни с восхищением говорила,
что она не знает более бесстрашной женщины, чем Оливия, - но в эту минуту,
оставшись в одиночестве в своей, вдруг ставшей такой опасной квартире, со
сломанной левой рукой и синяками, расползавшимися по груди и ногам, она
испытывала нечто большее, чем страх. Она испытывала настоящий ужас. И
боялась она не только за себя. Насколько она могла судить, Джим - милый,
пребывавший в блаженном неведении Джим - уже был в опасности. И с того
мгновения, как Оливия посвятила Энни в темную, чудовищную тайну ящика,
который она открыла, подобно Пандоре, жизнь Энни тоже оказалась под угрозой.
Оливия на мгновение задумалась, пытаясь - наверное, уже в сотый раз -
вытолкнуть ужасную истину на задворки сознания или найти хоть какой-нибудь
выход. Может быть, если она будет молчать, забудет или хотя бы сделает вид,
что забыла, ее оставят в покое. Позволят жить. Но она знала, что это
иллюзия. И прежде всего потому, что ничего ей не даст забыть ее собственный
разум. Потому, что она должна исполнить долг перед призраками, перед теми,
кто погибли неотомщенными. Справедливость должна восторжествовать.
А кроме того, она знала, что ей все равно не дадут жить.