"Грегори Норминтон. Портрет призрака" - читать интересную книгу автора

держатся за подлокотники, и он продолжает говорить - с закрытыми глазами,
точно ведомый внутренним зрением.
- Но мной овладело горе. Я утерял свой замысел еще прежде, чем утратил
зрение. В то малое время, что было отпущено мне, я отчаялся запечатлеть то,
что должно было быть на полотне согласно моему замыслу, и забросил эту
работу. Теперь же, когда стало слишком поздно, мой внутренний взор вновь
открылся. Черная желчь неочищенной бурлит в моих жилах, мое воображение
бунтует. Но средства, что могли бы унять их, что были в моем распоряжении до
того, как на мои глаза опустился скорбный покров, теперь отняты у меня.
- Простите, сэр. Но что это за средства?
Господин Деллер резко открывает глаза.
Уильяма охватывает страх при виде ледяного гнева во взгляде старика.
- Да что же вы? Конечно, это работа! Вы помните девиз Апеллеса *?
______________
* Апеллес - древнегреческий художник, придворный живописец Александра
Македонского, мастер светотени. Картины не сохранились, однако многие из них
(в том числе портрет Александра в образе Зевса) известны по описаниям
историков. Девиз Апеллеса (nulle dies sine linea) обычно переводят "ни дня
без строчки", хотя точнее было бы "ни дня без линии". - Примеч. пер.

- Ни дня без штриха.
- Художник действительно живет лишь во время своей работы. Все
остальное время, что он тратит на нужды тела, больше похоже на сон. Таким
образом, оказаться оторванным от искусства - как я оторван своей слепотой,
как долгое время были оторваны вы, Уильям, - все равно что потратить жизнь
впустую, отдав ее некоему наваждению.
Господин Деллер проводит языком по губам. О своей слепоте он говорит
впервые.
- Ночами мне грезились тяжелые тучи, они словно наваливались на меня.
Моя душа была измучена их гнетом, я считал их некими предостережениями.
Потом эти тучи стали затягивать и мои дни. Сперва на краю зрения появилось
какое-то пятно. Я двигал глазами в его сторону, но никак не мог поймать его
взглядом. Оно кралось рядом со мной, как искусный охотник. Оно пугало меня.
И каждое утро, когда я просыпался, я видел, что тучи опускаются все ниже и
ниже на мои глаза. Я точно задыхался в них, но не мог вырваться и задышать
полной грудью. В мою жизнь точно вползли извергающие тьму испарения из некой
расщелины...
Господин Деллер прижимается к спинке кресла. Его лицо мертвенно-бледно,
черты будто расплываются. Уильям чувствует, что должен сделать хоть
что-нибудь.
- Могу я увидеть эту картину, сэр? Портрет вашей жены?
Ругая себя за жалость, которая могла взвалить на него невыполнимую
задачу, Уильям возвращается к зияющей дыре и извлекает последнюю закутанную
картину. Она невелика, около двадцати дюймов на двенадцать. Вернувшись к
креслу, он опирает ее на бедро, не смея открыть. Чувствует ли старик
колебания Уильяма? Возможно, он уже слишком ожесточил себя, чтобы позволить
снять покров с этой святыни.
- Я приехал в Амстердам в июне месяце, в 1642 году, - произносит
господин Деллер, ведя мысль, за которой Уильям, видимо, должен был суметь
уследить. - После незначительных затруднений я нашел дом Николаса Кейзера,