"Анжрэ Нортон. Год единорога (цикл о колдовском мире)" - читать интересную книгу автора

захватчиков и нанесли по ним уничтожающий удар. И они захватили меня. Они
отвезли меня в одну из горных крепостей.
Лорд Фарно, как мне кажется, что-то знал или подозревал о моем
прошлом, потому что он выделил для меня охрану и приказал своей жене
обращаться со мной хорошо. Так некоторое время я прожила в их имении под
их опекой. Но это продолжалось недолго, потому что Ализон становился все
сильнее, и лордам становилось все труднее сдерживать его. В одну из
холодных суровых зим мы бежали, преодолев голую равнину, в одну из
высокогорных долин. В конце концов мы достигли Норстадта, но леди Фриза
пришла в монастырь только для того, чтобы там умереть. А потом лорд Фарно
упал в горах со стрелой в горле и то, что он знал или предполагал, исчезло
вместе с ним. И я снова оказалась одна на чужбине, но на этот раз в мирном
монастыре.
Мне достаточно было только взглянуть в зеркало, чтобы понять, что я не
принадлежу к расе Халлака. У женщин Халлака была светлая кожа, румяные
щеки и волосы желтые, как одуванчики на обочинах дорог, или коричневые,
как крылья певчей птички. В отличие от них, у меня была коричневая от
загара кожа и лицо мое никогда не было румяным. И мои волосы, которые я
носила заплетенными в косу и уложенными вокруг головы, были черными, как
беззвездная ночь.
Есть одиночество духа, которое переносится намного тяжелее, чем
одиночество тела. За все те годы, которые я прожила в Норстадте, я
встретила только двух людей, которые привлекли меня. Монашка Алюзан уже
была женщиной средних лет, когда я пришла в Норстадт. Она тоже держалась
несколько поодаль от остальных. Жизнь ее была посвящена травам, из которых
она потом приготавливала порошки, мази и настойки, исцеляющие,
успокаивающие и освежающие. Ее познания были широко известны и сражающиеся
в горах отряды часто присылали к ней своих самых быстрых курьеров, чтобы
попросить у нее средства для заживления ран, от лихорадки и от ревматизма,
который постоянно мучил людей, в любую погоду и в любое время года живущих
под открытым небом.
Когда она увидела меня в Норстадте одну, она пристально поглядела на
меня, словно рассматривая только что найденную траву, а потом взяла к себе
на службу. И сначала для меня это было то, что нужно, потому что я была
слишком усталой, чтобы учиться, а дух мой изголодался по какой-нибудь
работе. И все последующие годы я вполне довольствовалась этим.
Я работала в саду, выпалывая сорную траву, когда произошло нечто,
нарушившее мою размеренную жизнь, заполненную учением и работой. В саду
все еще гудели пчелы, пчелы на цветах, но внезапно я услышала звук,
сначала в ушах, а потом в голове. Что-то шевельнулось в моей памяти, но я
не смогла осознать, что это такое.
Звук этот словно невидимым канатом тянул меня вперед. Я встала и
прошла через арку ворот во внутренний садик, который использовался только
для отдыха, садик с фонтаном, прудом и множеством цветов в любое время
года. Там стояла скамейка, наполовину на солнце, наполовину в тени, и на
ней сидела одна из монахинь, закутанная в шаль, хотя день был очень
теплым. Эта старая монахиня очень редко покидала свою келью и была
легендой среди молодых девушек, живущих в монастыре.
Ее лицо под капюшоном было маленьким и бледным, но глубокие старческие
морщины виднелись только в уголках глаз и вокруг рта. Остальные морщинки