"Борис Михайлович Носик. Альберт Швейцер " - читать интересную книгу автора

которой он говорил больше полвека спустя Эрике Андерсон, может, именно здесь
научили его работать за столом, научили простоте и бережливости.
В первые его гимназические годы материальное положение семьи все еще
оставалось тяжелым. Альберт гордился тем, что умел сводить свои нужды до
минимума, старался как можно меньше брать из дому, где оставалось еще
четверо детей. Но однажды осенью мать заявила, что зимний костюм мал
Альберту и что ему нужен новый. Альберт ответил, что неправда, он еще может
носить старый. На самом деле ему уже давно приходилось бегать в светлом
летнем костюме: старый был ему мал. Тетка поддержала Альберта: она считала,
что лишения и закалка не повредят мальчику. Что до него самого, то его не
мучил холод: ему было обидно, что многие мальчишки в школе косились на него,
как на нищего. И все же он готов был перенести эти насмешки, чтобы помочь
матери. В этой ситуации нетрудно понять всех троих. Но права была, вероятно,
все-таки тетка Софи. Впрочем, даже поздний рассказ Швейцера об этом случае
сохраняет привкус детской обиды.
Учеником он был в то время не блестящим. Настолько не блестящим, что
однажды отца даже вызвали по этому поводу к директору школы. Поскольку
Альберт занимал бесплатное место, предназначенное для сыновей небогатых
пасторов, а успехи его были столь скромными, директор намекнул отцу, что,
может, лучше было бы держать этого туповатого отпрыска дома, где в
деревенской школе... Бедная мать все рождество ходила с красными от слез
глазами, когда Альберт привез домой свой удручающий отчет об успеваемости.
Сам же мальчик не замечал или почти не замечал этого. Он был в ту пору до
крайности рассеянным и мечтательным. Правда, он подивился про себя, отчего
отец его не ругает. Но добрый пастор молча переживал свой позор.
Еще более рассеянным Альберт бывал на уроках. Никому из учителей не
удавалось его заинтересовать. Особенно скучными казались ему уроки
литературы. Он ждал первого урока с нетерпением. И вот, наконец, учитель
заговорил о любимом его стихотворении, которое он столько раз повторял по
дороге из Мюнстера в Гюнсбах: "Сосна, зеленая сосна..." Однако то, как
заговорил об этом учитель, показалось Альберту и оскорбительным, и глупым.
Учитель пытался разъять красоту, и от этого чувство, которое раньше
неизменно охватывало мальчика при первом же аккорде этой словесной музыки,
стало пропадать. Альберт начал даже опасаться, что оно никогда больше не
вернется к нему, и он отвернулся с возмущением от учительского "разбора". Он
просто перестал слушать на уроке: "захлопнул ставни, чтобы не слышать
уличного шума". Он и в пятьдесят лет писал об этом уроке с возмущением:
"Стихи, как мне казалось тогда и кажется до сих пор, не нуждаются в
объяснениях; их нужно пережить, прочувствовать".
Невнимательность мюльхаузенского гимназиста грозила ему осложнениями.
Спасло его появление учителя Вемана. Учитель Веман был хороший педагог. Он
не только знал свой предмет, он еще и готовился к уроку. Он точно мог
рассчитать, сколько он успеет рассказать за урок, и умел держать себя в
руках. Он вовремя возвращал тетради, у него было высокое чувство
ответственности. Просто поразительно, какое глубокое впечатление произвели
эти добродетели на маленького гимназиста. Позднее Швейцер писал, что доктор
Веман стал для него образцом выполнения долга. Ко всему прочему Веман был
образованный и талантливый учитель. Ученик проснулся. Ученик стал подражать
учителю. Он стал хорошо учиться. Когда он приехал домой на пасху, мать после
рождественских неприятностей ждала худшего. Но в табеле у него вопреки