"Ганс Эрих Носсак. Дело д'Артеза" - читать интересную книгу автора

делах необходима сугубая осторожность. Конечно же, ценность картины тотчас
несообразно подскочила бы. Поэтому я вышел в холл. Госпожа Шорн уже
отворила входную дверь, в дом ворвалась моя сестрица Лотта и с воплем:
"Ах, это ужасно!" бросилась мне в объятия. Сцена, поистине достойная
восхищения, даже госпожа Шорн была ублаготворена. Жаль, не оказалось под
рукой киноаппарата, такую сцену стоило бы отснять. Сестрица с пунцовыми
пятнами на щеках и зареванными глазами. У меня плечо промокло до нитки.
Она бессильно повисла в моих объятиях, и мне пришлось изрядно
поднапрячься, чтобы ее удержать, она ведь дама весьма корпулентная, а
голос у нее срывался от горя. Как ей это удавалось? Она приехала из Базеля
и в пути провела часа четыре, если не все пять: муж ее, директор банка,
водитель не из торопливых. Но нельзя же четыре, а то и пять часов кряду
реветь, это же свыше сил человеческих. Да тут еще и за дорогой следить
приходится, сестрица моя имеет обыкновение беспрестанно соваться к
водителю с советами. Как же ей удалось точь-в-точь в нужную минуту,
подъезжая к дому скорби, пустить слезу и разреветься? Чудеса, да и только!
А вслед за ней по ступенькам из палисадника поднимался и господин директор
швейцарского банка с двумя дорожными сумками. Он слегка запыхался, но в
общем и целом вид являл степенный и надежный. А на лице, конечно же,
глубочайшее соболезнование, как оно и положено.
Такова эта сцена в передаче Ламбера. Была и другая сцена, о которой
протоколисту рассказала Эдит Наземан. Она самолично при ней
присутствовала. Речь шла о встрече членов семьи с бадкенигштейнским
пастором, которому сообщались даты и характерные эпизоды из жизни усопшей,
дабы он включил их в свою надгробную проповедь.
- Тетя Лотта была невозможна, - рассказывала Эдит Наземан. - То и дело
ударялась в слезы, а как-то даже выскочила из комнаты с криком: "Нет, я
этого не вынесу!" Муж кинулся за ней следом и заставил ее вернуться.
Надо думать, Эдит Наземан не слишком будет довольна, что ее замечание
зафиксировано здесь в письменном виде. А потому протоколист считает долгом
особо подчеркнуть, что Эдит не собиралась ни чернить своих родственников,
с которыми ее едва ли связывали какие-либо отношения, ни сплетничать о
них. Заговорила же она об этом эпизоде лишь потому, что протоколист ее
спросил, и особенно потому, что ее удивил отец, который сидел там же, но,
глядя на истерические взрывы сестры, и бровью не повел и даже как будто
одобрял их. Дочери он только сказал:
- Актерской выучки нет, вот меры и не знает.


Затруднение господина Глачке заключалось, таким образом, в том, что
перед ним сидел не какой-то подозрительный субъект, из которого ему,
опытному следователю, надлежало выудить побольше сведений, а
широкоизвестный образованный человек, в чьей жизни ничего не изменишь и
ничего сомнительного не раскопаешь. Дело еще усложнялось в высшей степени
туманным прошлым д'Артеза. Для поколения, к которому он принадлежал, это
не было чем-то исключительным уже из-за тех исторических событий, какие
выпали на его долю; у д'Артеза, однако, все осложнялось тем, что он уже
однажды вызывал подозрения, да, сразу после войны, что явствовало из
документов. Причем не у немецкой стороны, а у американской тайной полиции
в Берлине. Обстоятельство, побудившее ее в конце пятидесятых годов начать