"Ганс Эрих Носсак. Юноша из морских глубин" - читать интересную книгу автора

неправда, да ее и не обманешь. Тогда я начинаю злиться. Ты представить
себе не можешь, какими мы сделались злыми. А знал бы, так и связываться бы
с нами не стал. И сам, глядишь, сделался б злой, хоть и не по своей вине.
А ты попросту хватаешь меня за ногу и думаешь: она все уладит. А как это
мне удастся? Да и что ты вообще обо мне знаешь?
Я всего лишь три дня как решилась на эту поездку. Вдруг, ни с того ни с
сего. Каких трудов стоило билет купить! И какая утомительная дорога! Но я
подумала: надо вырваться отсюда и хорошенько все обмозговать. Почем я
знала, что придется здесь поплакать! Ведь обо всем не поговоришь и с самым
добрым человеком! Да, такие еще есть. Неправда, что все стали злыми.
Некоторые остались такими, какими и быть должны. Их немного, и нелегко их
найти, но все же они есть. Но если они и попадутся тебе, не вздумай с ними
про это толковать. Я имею в виду про капусту и про все такое. Они скажут:
да разве это так важно? И тебе станет стыдно. Ты, может, тоже так думаешь,
и это, правда, не так уж важно. Однако если никто о тебе не позаботится,
ты просто с голоду помрешь! Как же тогда мне быть! - Ханна стиснула руку
юноши, лежащую на столе, и сама вдруг испугалась.
- Я не сделала тебе больно? - спросила она. - Не холодно тебе? Почему
же ты не ешь печенье? Оно, знаешь, какое вкусное? У меня больше ничего для
тебя нет. Оно на сливочном масле! Я ведь и чай не для тебя привезла. Его
подарил мне покупатель. Я достала ему нужнейшую книгу. Теперь и книг-то
почти что нет. Я поначалу отказывалась взять у него чай, а потом подумала
и взяла. На то была своя причина!
Слушай! Тебе-то как раз не мешает все знать. И это даже кстати, чтобы я
потом от тебя упреков не слыхала. К тому же я еще не пришла к
окончательному решению. Ведь мы уже, собственно, с ним сговорены. Это я
про того, кому чай предназначался. Он, правда, твердит: не нужен мне твой
чай, но я-то знаю, как важен чай при его работе. Я и про поездку ни
словечка ему не сказала. Наверно, когда сегодня я к нему не приду, он
чуть-чуть удивится. Но, пожалуй, ненадолго. Я было собиралась ему
написать, да оставила эту мысль. Он, скорее всего, подумает: верно,
что-нибудь у нее не заладилось, и тут же вернется к своей работе. Он вовсе
даже и не такой черствый, каким представляется, больше вид делает, хотя
как знать! А ты как думаешь?
Три дня тому назад мне так показалось. Я сидела на диване у него в
комнате и что-то шила. И тут заметила, что манжет у него протерся. Это от
ремешка, на котором часы. Я и говорю: "Давай сюда рубашку, я тебе
перелицую манжет", а он с досады как сорвется: "Никому это не нужно. Никто
этого от тебя не требует!" Но я все равно взяла рубашку и стала ее чинить.
Он что-то наигрывал на рояле. Ведь он пианист по профессии. Однажды
пришел к нам в лавку за нужной книгой, так мы и познакомились. Я и спроси
тогда: "Почему вы больше не даете концертов?" Оттого что до войны мне
приходилось его слушать. Он уже был довольно известен.
С тех пор и пошло наше знакомство. Он жаловался, мол, у него все еще не
слушаются пальцы. Ведь его ко всему прочему забрали в солдаты. Стыд-то
какой! Им для войны ничего не жаль, а кто не хочет воевать, к расстрелу!
Видишь, какие у нас порядки!
Но только дело не в одних пальцах. Они уже давно у него действуют
нормально.
Однако мне нельзя его спрашивать. Стоит мне это сделать, как он