"Амели Нотомб. Дрожь и оцепенение" - читать интересную книгу автора

существовало на планете.
Импортно-экспортный каталог Юмимото был титанической версией книги
Превера: от финского эмменталя* до сингапурской соды, мимоходом через
канадское оптическое волокно, французские шины и тоголезский джут, все было
охвачено каталогом.
Деньги в Юмимото превосходили человеческое воображение. Начиная с
некоторого нагромождения нулей, суммы покидали мир чисел, чтобы войти в
область абстрактного искусства. Я спрашивала себя, существовал ли в компании
индивидуум, способный обрадоваться выигрышу в сто миллионов йен или
оплакивать потерю этой же суммы.
Служащие Юмимото, так же, как и нули, приобретали свое значение, только
стоя позади других цифр. Все, кроме меня, потому что я не достигала даже
значения нуля.
Шли дни, а от меня до сих пор не было никакой пользы. Меня это
совершенно не беспокоило. У меня было впечатление, что обо мне забыли, и в
этом была своя прелесть. Сидя за своим столом, я читала и перечитывала
документы, которые Фубуки предоставила в мое распоряжение. Они были
чудовищно неинтересны, за исключением одного, в котором перечислялись
служащие Юмимото: там были вписаны фамилии, имена, дата и место рождения.
Сами по себе эти сведения не содержали ничего завораживающего. Но когда
голоден, то и краюшка хлеба выглядит аппетитно: в состоянии бездействия и
поста, в котором находился мой мозг, этот список показался мне столь же
пикантным, как какой-нибудь журнал скандалов. По правде говоря, это было
единственным документом, который я понимала.
Чтобы иметь вид работающего человека, я решила заучить список наизусть.
В нем было около сотни имен. Большинство служащих состояло в браке и
являлось отцами и матерями семейств, что усложняло мою задачу.
Я зубрила, моя голова раз за разом склонялась над папкой, потом
поднималась для того, чтобы я могла повторить про себя. Когда я поднимала
голову, то каждый раз видела Фубуки, сидевшую напротив.


Господин Саито больше не просил меня писать писем Адаму Джонсону, да и
никому другому. Впрочем, он не просил меня ни о чем, кроме того, чтобы
принести ему кофе.
Нет ничего более естественного для того, кто впервые работает в
японской фирме, чем начинать с ошакуми -- "почтенной чайной церемонии". Я
отнеслась к этой обязанности тем более серьезно, поскольку это было
единственным делом, порученным мне.
Очень быстро я узнала привычки каждого: черный кофе господину Саито в
восемь тридцать. Господину Унадзи кофе с молоком и двумя кусочками сахара в
десять часов. Господину Мидзуно стакан кока-колы через каждый час. Господину
Окада английский чай, слегка разбавленный молоком, в семнадцать часов. Для
Фубуки -- зеленый чай в девять часов, черный кофе в двенадцать часов,
зеленый чай в пятнадцать часов и завершающий черный кофе в девятнадцать
часов. Каждый раз она благодарила меня с обворожительной вежливостью.


Это скромное занятие оказалось первым шагом в череде моих неудач.
Однажды утром господин Саито объявил мне, что вице-президент принимал в