"Амели Нотомб. Дневник Ласточки" - читать интересную книгу автора

листает как эротический журнал. Можно подумать, в свои тридцать с лишним лет
я не видел ничего более интересного. Впрочем, так оно и есть: я никогда не
видел ничего тайного, сокровенного. А сокровенное - это Грааль. И дневник
Ласточки стал для меня Граалем.
Текст становится священным, если его читает все человечество, как
Библию, либо, напротив, кто-то старательно прячет от посторонних глаз. Но
текст, который просто никто не читал, сам по себе - еще не святыня, иначе
слишком много непрочитанных рукописей заслуживали бы этого звания. Важно,
насколько остра потребность его скрыть. Обыкновенная девчонка ради
сохранения своей тайны пошла на убийство родного отца. Стало быть, дневник
Ласточки - святая святых.

- Ничего не нашел? - услышал я в трубке голос Юрия.
- Нет. Если бы нашел, позвонил бы тебе.
Я слышал, как он говорит с кем-то по-русски, а тот, другой, что-то
невнятно отвечает. Тон разговора был отнюдь не мирный.
- Для тебя есть задание. Сегодня вечером, - сказал мне Юрий.
- Опять? Я же только вчера убрал пятерых.
- Ну и что? Разве у нас квоты?
- Обычно вы даете денек передохнуть между двумя клиентами.
- Обычно ты проявляешь больше энтузиазма. Дело срочное, и только ты
свободен.
- И кто же он?
- Это не телефонный разговор. Приезжай немедленно.
Я был не в настроении. Но, несмотря на усталость, послушно отправился
на другой конец Парижа.
Русский принял меня чрезвычайно холодно.
- Киношник. - Он небрежно кинул мне фотографию.
- Это что-то новенькое. А зачем убирать киношника?
- Шефу не понравился его фильм, - процедил Юрий.
- Если бы я убивал всех киношников, чьи фильмы мне не нравятся, их
осталось бы наперечет.
- Месье изволит играть в критика?
- Почему именно сегодня вечером?
- Потому что.
Я был явно не в фаворе.
- Это в Нейи. В десять жди его у выхода из просмотрового зала.
- Еще успею заскочить к себе, - вслух подумал я.
- Не успеешь. Это место не так-то легко найти, а тебе нельзя опоздать.
- Кажется, мне сейчас много чего нельзя.
- Правильно кажется.

Я долго плутал по незнакомому кварталу, отыскивая нужное место. У меня
в запасе оставалось еще по меньшей мере часа два. Хорошо, что мне пришло в
голову захватить с собой дневник Ласточки.
Усевшись на первую попавшуюся скамейку, я углубился в чтение. В жизни
этой девочки никого не было: ни парня, ни подружки, ни даже - осмелюсь
предположить - ее самой. Она совсем ничего не рассказывала о себе, о
родителях и братьях. Похоже, род человеческий ее не интересовал.
Она писала сухо и сдержанно. О том, что увидела или почувствовала. Со