"Геннадий Новожилов. Московский Бисэй " - читать интересную книгу автора

Расположенная недалеко от дома пельменная была издавна его кормилицей и
проклятьем. Можно бы потратить четверть часа и приготовить дома приличную
еду. Вместо того, проклиная свою лень,
Костя сворачивал с гастрономического дерзновенного пути и переступал
порог осточертевшего пищеблока. Так случалось всегда, когда он был не в
настроении или когда ему начинало казаться: холостяцкая жизнь - верная
гибель.
И вот он сидит за шатким столиком, а перед ним тарелка с недоеденными
пельменями. Что-то жалкое таится в клейких тушках вареного теста, через
разошедшийся бочок стыдливо показывающих крошечные кусочки бледного фарша.
Так в выбитом копытцами, пыльном вольере зоопарка какой-нибудь горный козел
смотрит с отвращением на даровой каждодневный харч, клоками торчащий сквозь
ребра яслей.
Козел косит желтым, с черным вертикальным зрачком глазом на ненавистную
толпу ротозеев, галдящих по ту сторону сетки ограждения.
И хочется козлу одного: сигануть с вершины каменной гряды, хочется
захлебнуться разреженным горным воздухом и, даже если не допрыгнешь, все же
пристойнее, осыпая каменья соседнего утеса, устремиться в бездну, навстречу
воле. И Костя косит желтым, с вертикальным черным зрачком злым глазом на
кухонных, в нечистых белых халатах девиц и громогласно вопрошает:
- Чего это у вас, леди, пельмени всегда холодные?
- Зато мы горячие! - с готовностью, как будто только и ждали этого
вопроса, хором отвечают "леди".
- Понятно, - сникает Костя и выходит на улицу.
Катя трудилась у него на картине художником-мультипликатором. По всему
было видно - она очень нравилась Шуре, несчастному главе семейства и
неудачнику на амурезном поприще. Удачливый на этом поприще Костя и сам
поглядывал на Катерину, и его заинтересованность выдавали неумеренная ирония
и строгость. Но странное дело, ему впервые не удавалось представить девушку
так, чтобы какой-нибудь фрагмент дамы или вся дама заставляла трещать по
швам мужское целомудрие. Ему, закоснелому бобылю, впервые мешало что-то
необъяснимое. Ему, обнаружившему в себе робость, невозможно стало
представить между ними служебный роман - это инфекционное, самое
распространенное под крышами всех без исключения учреждений недомогание.
Откуда ему было знать, что вскорости он покинет свою скорлупу, оттолкнется
от вершины скалы и, раскинув руки, распластается в полете редко
встречающейся в Божьем мире любви.
Обычно смысл происходящего с нами для нас наглухо закрыт. И тогда
хочется надеяться на счастливое пробуждение, когда воскликнем: "Ах вот оно
что!" Чудится, будто временами мы наблюдаем другую нашу жизнь, независимую
от этой, короткой, чаще всего несчастливой. Будто бы эта жизнь служит всего
лишь топливом для основной жизни, а та абсолютно равнодушна к страданиям в
этой. Какими-то тайными, науке неизвестными, где-то глубоко в нас сокрытыми
органами чувствуем мы порой ту нескончаемость, тоска по которой так часто
наблюдается в замершем взгляде ребенка, обреченного прожить эту жизнь.
Согласно легенде, четыреста с лишком лет тому в Японии родилась девочка
с задатками необычайными. Так что к четырнадцати годам она уже знала цену
этому бытию, и жизнь для нее, с какой стороны ни погляди, оборачивалась
досадной помехой. К тому же, как случается с теми, кому прикосновение жизни
со временем становится невыносимым, она захворала какой-то ужасной болезнью,