"Геннадий Новожилов. Московский Бисэй " - читать интересную книгу автора

- Ну ладно, пусть так, - вернулся к началу Константин. - Господа, тут
кое-кто совершенно справедливо указал мне на мое упущение. Нам уж
заканчивать, а я не догадался показать и вам и себе возлюбленную
Бисэя. Дело оказалось не простым, и о том в курсе наш великий оператор.
- Это ты хватил, дядя, - ухмыльнулся Шурей. - Я всего лишь гениальный
оператор.
- В общем, чего уж тут, глядите сами. - Костя приподнял крышку и достал
куклу.
Эффект был прямо-таки сногсшибательный. Позвонили в производственный, и
оттуда, яростно цокая каблучками, спустилась директор фильма, полная
красивая дама кавказских кровей. Костя звал ее - "директор моего сердца", а
сердце Кости было так устроено, что обмирало при виде женской красоты, и он
чувствовал приближение приступа, что-то вроде грудной жабы.
- За такую можно и утопиться! - воскликнула восточная красавица и
немедленно телефонировала в сценарный и иные отделы о чуде, сотворенном
Константином. В павильоне набралось порядочно киношников, и в воздухе
запахло стихийным праздником неизвестно по какому поводу.
- Что разгалделись? - Вошел мрачный директор киностудии. Повертел в
руках куклу, пробурчал: - Хороша. Да я в Японии таких не видал. Они там все
чернявые, с челками. На кого она похожа, не пойму?
- На кого, на Катьку нашу, - всунулся Шурка.
Директор обернулся на Шуркин голос, постоял, подумал, перевел взгляд на
Костю:
- Ну да, замени волосы, и - одно лицо.
- Да это не важно! - заспешил Костя, как будто оправдываясь. - Нам,
знаете, необходимо было познакомиться с объектом помешательства Бисэя.
- А ты что, собираешься всунуть этот объект в фильм? - спросил
директор. - На твои новые фокусы денег не дам.
- Денег я не прошу и снимать куклу не собираюсь, - успокоил хозяина
Костя.
Директорские черты лица потеплели.
В это время "объект помешательства Бисэя" переступал порог киностудии.
- Тебе, девка, чего? - воззрился на нее Мокей.
- Дядя Мокей, это ж я, Катя! Волосы покрасила, - развеселилась Катя,
дунув на прядь, все время падающую на глаза.
- Катьк, ты, что ли? - не верил Мокей.
- Да я, я! - смеялась Катя.
- А я думаю, думаю - кто?
- Кто-кто? Это, дядя Мокей, Жан Кокто! - крикнула, удаляясь, девушка.
Когда Катя ступила в павильон, толпа смолкла. Смолкла, чтобы взорваться
криками, смехом. Увлеклись настолько, что даже директор возжелал
присоединиться к предлагавшим отметить это странное событие. Быстро
организовался в режиссерской комнате неурочный стол.
Катя завладела куклой, куда-то с нею исчезла на малое время и появилась
с перетянутым на макушке синей лентой хвостом. Куклу все подносили к
Катиному плечу и, сравнивая, выкрикивали глупости.
"Небесная-то возлюбленная не Дульсинея, а реальность", - сам себе
сказал Костя. Он вдруг испугался чего-то, что вот сейчас завершилось и
теперь угрожает привычному существованию. Ему вдруг захотелось сидящей за
самоваром большой семьи, общей молитвы перед трапезой, даже кончины среди