"Геннадий Новожилов. Московский Бисэй " - читать интересную книгу автора

упрашивали, он отнекивался, робел, смущался, краснел и бледнел.
Согласившись, приносил толстую папку с вырезками из
"Техники - молодежи", других журналов, газет, отрывных календарей.
Ббольшую часть бумаг составляли собственные чертежи и расчеты.
Слушать его было наслаждением. Он вскипал, голос крепчал, становился
вдохновенным. От волнения Мокей забывал половину слов и, мыча, тыкал
слушателям под нос чертежи.
Некоторые из них опускали глаза, сжимали челюсти, чтобы не выдать себя.
Однажды некий мультипликатор не смог сдержаться и, как-то странно зарычав,
зашелся в гоготе, более похожем на рыдания. Реакция оскорбленного была
неожиданно стремительной: слушатели узрели спасающегося бегством коллегу и
преследующего его Мокея с полуметровым гаечным ключом, до того служившим ему
указкой. Почуяв гибель, осквернитель ринулся на проезжую часть, влился в
поток автомобилей и, виляя меж ними, быстро исчез в перспективе улицы...
Однако попросить разъяснений было возможно, но только предварительно
обдумав вопрос. Например:
- А вот если не можешь бегать с требуемой скоростью? А тут еще нужно
толкать машину. Скажите, пожалуйста, как тогда?
Мокей замирал, долго прикидывал что-то в уме и, горестно разводя
руками, громко вздыхал.
Эта душа была великой альтруисткой, ибо ее носитель старался не для
себя. Он намеревался довести машину до совершенства и подарить ее людям.
Запущенная по Окружной бетонке, она должна была обеспечивать
Москву бесплатным электричеством. Вечно!
Нужны были испытания. Дирекция выслушала Мокеевы требования и, почесав
в затылке, выделила нашему Леонардо грузовик и людей в помощь на целое
воскресенье. И отвезли Мокея с его чудом аккурат на
Окружную, где и спустили аппарат на бетон...
В понедельник Мокей был неузнаваем - жизнь для него потеряла смысл.
Щелкнул дверной замок, и Костя ступил в темный павильон. Легко
ориентируясь среди шлангов электропитания, ослепших на ночь софитов, он
подошел к накрытой черным покрывалом и оттого очень похожей на неутешную
вдову съемочной камере. Во тьме возник лучик света - это
Костя щелкнул кнопочкой на панели пульта, и высветилась часть моста с
окаменевшей на невидимых нитях, раскинувшей крылья цаплей. У прибрежной
кромки замерла фигурка Бисэя. Казалось, сверхъестественная воля дохнула на
происходящее, и все оцепенело навеки.
Костя прошел за черную ширму, зажег свет и остановился у сооружения из
закрепленных горизонтально стекол, на которые из-под потолка глядел объектив
другой кинокамеры. На стеклянных этажах покоились вырезанные из бумаги
камыши, под рукою мультипликатора должные задвигаться, как если бы на них
дохнул ветерок. В ожидании движения на стеллажах расположились торчащие на
спицах, с разными выражениями лиц съемные головки кукол. "Декапитация", -
машинально отметил
Костя. В коробочках ждали своей очереди ножки, ручки, нанизанные на
булавки глазки и к ним, для моргания, веки. Размалеванные искусно декорации,
бесчисленные рисунки по стенам, на столах баночки с красками и клеями, в
плошках корявые деревца, усыпанные какими-то нездешними цветами.
Костя вдруг загрустил: ему показалось странным, что вот он, нормальный
вроде бы человек, отдал жизнь мультипликации. И правда,