"В.И.Новиков, Н.К.Воробьева. Зарубежная литература XX века. Книга 2 (И-Я) (Все шедевры мировой литературы в кратком изложении)" - читать интересную книгу автора

авторов, на практике сводящегося к беспощадному "выдаиванию" их кошельков. В
среде оккультистов "Гарамон" рассчитывает На богатый улов и потому
настоятельно просит Бельбо и его друзей не пренебрегать никем.
Однако издания, предназначенные для "Гарамона", все-таки должны
соответствовать неким требованиям; в качестве научного консультанта проекта
по рекомендации Казобона приглашается знакомый ему по Бразилии некий
господин Аглиэ, то ли авантюрист, то ли потомок знатного рода, возможно,
граф, но во всяком случае человек богатый, с тонким вкусом и несомненно
глубокими познаниями в области магии и оккультных наук; о самых древних
магических ритуалах он рассказывает так, как будто бы сам при них
присутствовал; собственно говоря, подчас он прямо намекает на это. При этом
он вовсе не сноб, не чурается явных шарлатанов и психов и уверен, что даже в
самом никудышном тексте можно отыскать "искорку если не истины, то хотя бы
необычного обмана, а ведь часто эти крайности соприкасаются". Надеявшиеся
отвести с его помощью в сторону поток плевел, направив его на обогащение
своего хозяина, и, быть может, найти в нем несколько зерен истины для себя,
подавляемые авторитетом "господина графа" герои оказываются вынуждены
барахтаться в этом потоке, не смея ничего отвергать: в любом плевеле может
оказаться зерно, невидимое и не обнаруживаемое ни логикой, ни интуицией, ни
здравым смыслом, ни опытом. Вот слова бедолаги-алхимика, подслушанные
Казобоном во время еще одного, на сей раз уже не далекого, шаманского, а
донельзя приближенного к их родным домам ритуала, куда они попадают по
приглашению Аглиэ: "Я испробовал все: кровь, волосы, душу Сатурна,
маркасситы, чеснок, марсианский шафран, стружки и шлаки железа, свинцовый
глет, сурьму - все напрасно. Я работал над тем, чтобы извлечь из серебра
масло и воду; я обжигал серебро со специально приготовленной солью и без
нее, а также с водкой, и добыл из него едкие масла, вот и все. Я употреблял
молоко, вино, сычужину, сперму звезд, упавших на землю, чистотел, плаценту;
я смешивал ртуть с металлами, превращая их в кристаллы; я направил свои
поиски даже на пепел... Наконец...
- Что - наконец?
- Ничто на свете не требует большей осторожности, чем истина.
Обнаружитьее - все равно что пустить кровь прямо из сердца..."
Истина способна перевернуть или разрушить мир, ибо у него от нее нет
защиты. Но истину до сих пор не удалось обнаружить; вот почему не следует
пренебрегать ничем - лучше еще раз испробовать все, когда-либо бывшее
предметом усилий и надежд кого-либо из посвященных. Пусть неоправданно;
пусть ошибочно (и во что же тогда они были посвящены?) - неважно. "Каждая
ошибка может оказаться мимовольной носительницей истины, - говорит Аглиэ. -
Настоящему эзотеризму не страшны противоречия".
И этот водоворот ошибочных истин и чреватых истиною ошибок вновь
толкает друзей на поиски Плана ордена тамплиеров; загадочный документ,
оставшийся от исчезнувшего полковника, изучается ими снова и снова, и
каждому его пункту подыскиваются исторические истолкования: это якобы
выполнялось розенкрейцерами, это - павликианами, иезуитами, Бэконом, здесь
приложили руку асассины... Если План действительно существует, он должен
объяснять все;
под этим девизом переписывается история мира, и постепенно мысль "мы
нашли План, по которому движется мир" подменяется мыслью "мир движется по
нашему Плану".