"Хож-Ахмед Нухаев. Давид и Голиаф, или Российско-чеченская война глазами варвара " - читать интересную книгу автора

постсоветского "Востока".
У глобальной, англоязычной публики, зрителей информационных программ
BBC и CNN одна из воюющих сторон ассоциируется с "Грозным", "нефтью",
"сепаратизмом", "терроризмом", "Исламом"; другая - с "Кремлем", "Ельциным",
"Путиным", "демократизацией", "кризисом", "КГБ". С точки зрения граждан
современного "цивилизованного мира" обе стороны - это не "мы", это "они";
это не "наша" война, "нашего мира" она не касается.
Тот же самый факт, та же самая война у российских граждан, зрителей
официальных общероссийских телеканалов ОРТ и РТР тоже вызывает разделение на
"мы" и "они", только здесь "они" - это прямая угроза для всего, что
российский гражданин считает "своим миром". "Они" у него ассоциируются с
"бандитизмом", "фанатизмом", "экстремизмом", "ваххабизмом" и "исламским
фундаментализмом", а "мы" - это "конституционный порядок", "целостность
российского государства", "нерушимость российских границ", "единая и
неделимая Россия".
Смотря на тот же самый факт изнутри, из эпицентра войны, с позиции
российского солдата или чеченского воина, место отвлеченных понятий,
абстрактных этикеток и стереотипических обобщений заполняют прямые,
чувственные, насыщенные конкретными звуками, образами и запахами ассоциации
с пикирующими над головой самолетами, со взрывающимися рядом бомбами, с
истекающими человеческой кровью руинами улиц, с гниющими трупами солдат,
разрываемыми на куски одичавшими собаками. В непосредственных, постоянных,
лобовых столкновениях с реальными фактами войны ни русский солдат, ни
чеченский воин не думают о том, какими словами назвать, как определить
разыгрывающуюся вокруг него драму, в которой он сам является и актером, и
зрителем одновременно.
Российский солдат, которого, не обращая внимания на его этническую
принадлежность и вероисповедание, безликий чиновник случайно выхватил из
толпы ровесников, одел в армейскую униформу и как пушечное мясо отправил на
гибель, понимает свою роль на этой войне без лишних слов. Как животное,
которое по доходящим из бойни сигналам знает, что его ждет впереди,
российский солдат предчувствует, что "конец истории" - это совершенно
банальная мясорубка. Эти столкновения с реальными фактами для него - вопрос
сиюминутной борьбы за выживание. Все вокруг него на этой чуждой, страшной
земле, на которую его бросило его государство, постоянно ассоциируется или с
готовым в любую секунду разорваться под его стопами фугасом, или с пулей
снайпера, готовящегося где-то рядом к выстрелу, или с кинжалом, перерезающим
горло, если не в ту, то в эту ночь. Это не его война. Она ему чужда. Для
русского солдата эта война - бессмысленный ужас.
Чеченский воин принимает эти столкновения как абсолютное, не требующее
рационального обоснования обязательство подчинения логике войны со Злом.
Законы этой логики настолько глубоко закодированы в его генах, в извечной
традиции, унаследованной от своих предков, что все решения, все шаги и все
слова, необходимые для победы, возникают у него спонтанно, естественно и
прямо попадают в мишень. Принося войне в жертву всю тотальность своего "я",
свою жизнь, все свое имущество, переживая ее непосредственную реальность вне
дуализма субъект-объект, чеченский воин ощущает эту войну как "свою",
становится с ней одним целым. Для него эта война - священная.
Так что же за феномен, что за явление - эта война?
"Национально-освободительная борьба народа за свое право на самоопределение"