"Бранислав Нушич. Политический противник" - читать интересную книгу автора

в парикмахерскую, крича, как баран перед закланием:
- Убийство!.. Политический противник! Ой! Караул!
Йоца Бочарский, бривший клиента, вздрогнул и порезал мирного
гражданина, который не вмешивался в политику, так что мне и сейчас жаль, что
этот человек пострадал ни за что.
- Где? Кто? Что? - закричал во весь голос Йоца и побежал снимать со
стены тамбуру, а мирный гражданин, напуганный всем этим, кинулся бежать по
улице как был - с салфеткой на шее и мылом на физиономии.
- Иди скорей, подержи дверь редакции, чтобы он не убежал, пока я не
приведу жандармов! - ответил я ему, выбежал на улицу и помчался по ней без
шапки, весь окровавленный, изрезанный стеклом.
Когда я вернулся с жандармами и тысячей ребятишек и зевак, Йоца стоял у
дверей редакции и подпирал их плечами, а его подмастерье Стева Данин, взяв
широкую доску, на которой месят тесто, и закрыв ею разбитое окно, крепко
подпер ее спиной.
Жандармы остановились на мгновение, как бы набираясь храбрости, затем
переглянулись значительно, и, наконец, обладатель больших усов, жандарм
Вуча, который всегда хвалился тем, что был гайдуком* и ограбил два
государственных дилижанса (за что был особенно почитаем горожанами), поднял
свою большую палку, важно произнес: "Пет! а затем скомандовал: "Отпускай!"
______________
* Гайдуки народные мстители, партизаны, которые в XVII-XIX веках вели
вооруженную борьбу против турецких завоевателей. Позже гайдуками называли
разбойников, скрывавшихся в лесах.

Йоца Бочарский отскочил от двери, и жандармы, вежливо уступая друг
другу дорогу, вошли в комнату, за ними хлынул народ.
Политический противник спокойно сидел у ящика, а на ящике лежал
злополучный револьвер.
Прошло много времени, пока мы, наконец, объяснились. А дело, между тем,
было очень простым. Этот человек был совсем и не политическим противником, а
всего-навсего торговым агентом, который продавал револьверы. Он пришел
поместить объявление в газете и хотел спросить меня, как мне нравятся его
револьверы. А то, что я понял его неправильно, это уже мой грех!
Как бы то ни было, но с тех пор я уже никогда не употреблял заголовка
"Quisqus suorum verborunu и вообще возненавидел латинский язык.