"Джон О'Хара. Свидание в Самарре" - читать интересную книгу автора

выжал педаль до конца, так и держал ее. Это можно было определить по тому,
что, когда колеса лимузина выскакивали из колеи, машина отлетала к
обочине, взметая за собой длинный снежный вихрь. Аль приметил также, что
миссис Инглиш, голова которой совсем ушла в меховой воротник, не
поворачивалась к Инглишу. Значит, была на него зла. Любая женщина в
подобной ситуации сидела бы выпрямившись и орала на мужа. А миссис Инглиш,
насколько он мог судить, не произносила ни слова. Интересно, что
представляет собой эта дамочка.
У него появилась всего лишь смутная догадка на ее счет, и он принялся
рыться в памяти в поисках чего-нибудь, пусть самой малости, что
подтвердило бы эту догадку. А догадка, что у него возникла, заключалась в
том, что, может, миссис Инглиш изменяет мужу. Но он ничего не сумел
припомнить. Он знал, что она никогда не бывала в загородных номерах. В
"Дилижансе" она порой вела себя вызывающе, но не хуже многих других, да к
тому же это было всегда в присутствии Инглиша. Нет, наверное, он
ошибается. Влезет же в голову мысль, хотя для нее нет никаких оснований.
Но в свои двадцать шесть лет Аль Греко твердо усвоил одно, а именно: если
у тебя возникает подозрение по поводу кого-нибудь, подозрение, которое
тебя не оставляет, жди случая, который докажет, что твое подозрение было
либо совершенно справедливым, либо полной ерундой.
От клуба до здания банка было семь с лишним миль, из которых последние
три приходились на новый и почти прямой отрезок дороги, где ехать было
легче, ибо с одной стороны его защищала от ветра железнодорожная насыпь.
Когда Инглиш вылетел на этот отрезок, выжимая из лимузина максимум
возможного, Алю Греко пришлось еще сильнее надавить на педаль газа. Теперь
Аль целиком сосредоточился на езде. Он не хотел держаться к Инглишу
слишком близко, чтобы тот не разозлился. Но и упускать его не желал. Он
старался быть поблизости на случай, если Инглиш попадет в беду. Но Инглиш
был малый что надо. Из тех, кто умеет править и в пьяном и в трезвом виде,
с той только разницей, что пьяному ему плевать на машину.
Когда оба автомобиля влетели в Гиббсвилл, Аль Греко решил в угоду Эду
Чарни проводить Инглиша до дому и повернул вслед за лимузином на
Лантененго-стрит. Весь путь по Лантененго до Двадцатой улицы он держался
от лимузина на расстоянии примерно квартала. Дом Инглишей стоял на
Туин-оукс-роуд, но с пересечения Двадцатой и Лантененго проглядывалась вся
Туин-оукс, поэтому Аль остановился. Инглиш перешел на вторую скорость,
чтобы преодолеть заснеженный подъем на Двадцатой улице, ловко повернул и
через несколько секунд уже стоял перед своим домом. Огни машины погасли,
вспыхнула лампочка на крыльце, и Аль увидел, как миссис Инглиш открыла
дверь. Зажегся свет в одной из комнат на первом этаже. Потом на крыльце
появился сам Инглиш, а свет внизу погас и одновременно вспыхнул в спальне
наверху. Инглиш оставил машину на улице на всю ночь. Должно быть, набрался
как следует. Что ж, его дело.
Аль Греко дал задний ход, выехал на Двадцатую улицу, повернул и покатил
обратно по Лантененго-стрит. Он решил ехать прямо в ночной ресторан
"Аполлон", где в это время можно было встретить Эда Чарни. И вдруг
сообразил, что Эда там нет. Ведь была та единственная ночь, когда Эд там
отсутствовал. "Господи боже, - сказал Аль Греко, - а я и забыл, что
сегодня рождество". Он опустил окно в машине и обратился к темным домам на
Лантененго-стрит, мимо которых проезжал: "С рождеством вас, сволочи! Аль