"Как пал Дийнавир" - читать интересную книгу автора (Майра)

Глава II

С утра подготовка к пиру была более сдержанной, чем накануне. Слуги двигались чинно и непривычно тихо, сознавая значимость этого дня, который одновременно вмещал в себя и праздник, и длительную пытку ожидания.

Дожди, как по команде, кончились, тучи отступили. Весь день, который здесь принято было называть Днем Присутствия, небо оставалось прозрачным и солнечным, и лучи играли в начищенных до блеска приборах в ритуальном зале, и чем дольше длилась их игра, тем гуще наливалось серебро закатной кровью. Время тянулось очень медленно. Сразу после полудня многие обитатели дома слышали шум, похожий на отдаленный, глухой топот копыт, и над Дийнавиром пронеслась большая тень, заслонив на мгновение солнце. Все выглядело так, как будто призрачное войско проскакало по небу в сторону Алвессинского хребта. Ждали, что оно вскоре вернется, привлеченное запахом курений и пищи, но опустилась ночь, а широкие скамьи вдоль стола и резное кресло во главе были по-прежнему пусты. Чем больше сгущалась снаружи темнота, тем теснее становилось в ритуальном чертоге, потому что даже те, кому не обязательно было присутствовать, кто из благоговейного страха обычно пережидал пир снаружи, теперь собрались здесь, еще усугубляя своим встревоженным видом тягостное предчувствие беды.

Ожидание длилось долго, и когда сутки миновали и над крепостью вновь загудела колоколом полночь, стало ясно, что на дом обрушилось несчастье. Каман Брас, его вельможи и ратники не пришли на ежегодный пир в Дийнавир – впервые за двести с лишним лет.

Слушая тающий в отдалении голос колокола, обитатели Дома на Перевале замерли, в растерянности оглядываясь друг на друга, еще не веря случившемуся, а потом все взгляды скрестились на двух фигурах – высоком и кряжистом хозяине Дийнавира в просторном кресле, и худощавом молодом волшебнике, молча стоявшем позади него.

Треллен Дийнастин поднялся со своего места, и видно было, что это стоит ему усилий, что он сам еще не до конца верит в то, что произошло.

– Все начала нитей – в руках богов, – негромко сказал он, обводя взглядом накрытый стол, ломившийся от нетронутых яств и непочатых кувшинов с вином. – И все концы нитей – в руках богов. Вы знаете пророчество так же хорошо, как и я. Но только небожителям известно, что они имели в виду, когда делали то, что сделали. А наше дело – молиться и сохранять мужество.

Владен согласно наклонил голову, подумав: "Лучше и не скажешь". Слуги по знаку своего старшего господина принялись убирать со стола, а потом все разошлись, унося в сердце тяжесть, а в душе – тревогу.

Напоследок волшебник еще раз прошелся по огромной пустынной комнате. Факелы догорали, и тени ползли из углов, поглощая очертания предметов, выпивая последние лужицы светлых бликов. Он не нашел видимых признаков чужого присутствия, но, раскинув вокруг невидимую чувствительную сеть, на дальней, едва ощутимой ее границе вдруг уловил слабый отголосок чьего-то волевого усилия. Это казалось невозможным, но чужая магия все же коснулась Дийнавира. Могло ли быть простым совпадением то, что это случилось в такой день? Владен горько усмехнулся и покачал головой. Ему пока не удалось установить источник воздействия, но он почти не сомневался в правильности своих догадок. Аар, некогда отделенный от Гарселина Семиречьем, теперь лежал у подножия гор, словно море, вышедшее из берегов. Рано или поздно его властелин должен был двинуться дальше, потому что магия Ночи учила, что все желания должны удовлетворяться, а то, что они стремительно множатся и неудержимо растут, ее приверженцы быстро постигали на собственном опыте.


***

Спустя три дня дозорные принесли весть о мадорингах. В другое время это не встревожило бы обитателей крепости так сильно, как сейчас. Мадоринги были кочевым народом, их небольшие конные отряды, разведчики Аара, возникали перед противником стремительно и быстро исчезали. С тех пор, как Аарет окончательно покорил Семиречье, их уже не раз видели неподалеку от Дийнавира. Бывало, вслед за ними приходило более сильное войско, но чаще всего не приходил никто. Пока воины Камана Браса являлись в Дом на Перевале на ежегодный пир, эти привычные вылазки врагов настораживали, но не внушали такого суеверного трепета, как сейчас, когда в воздухе, подобно тяжелым болотным испарениям, стояли недоумение и подавленность. По гарнизону бродили сумрачные разговоры. Всем чудилось, что это не простое совпадение, что враги таинственным образом прознали о том, что благословение богов больше не охраняет Дийнавир…

На этот раз мадоринги не исчезли, а встали лагерем в виду крепости, чуть ниже перевала. Утром, когда внизу плавал сырой белесый туман, их походные шатры напоминали насекомых, тонущих в озере молока. Враги не приближались и не уходили, и было что-то издевательски насмешливое в том, как деловито сновали по лагерю проворные фигурки воинов, занимавшихся обыденными делами, как будто вблизи не было мощной пограничной крепости с ее боевым гарнизоном.

В Дийнавире одних это злило, других же еще больше повергало в уныние. За непонятным бесстрашием мадорингов как будто крылся мистический смысл, словно каждым своим действием они участвовали в таинственном и зловещем обряде. Чего они могут ждать, как не подхода других, более крупных и лучше вооруженных отрядов, говорили одни подручные Треллена Дийнастина. Но зачем это странное представление, если врагам выгоднее воспользоваться внезапностью нападения, возражали другие. Волшебник молчал, размышляя.

Он не мог с горечью не признать, что вторжение чужой магии было на редкость изощренным. Ничто так не тешит слуг Ночи, как сокрушение чужих святынь и надломленная воля соперника. Может быть, ради возможности творить такое многие и посвящают себя чудовищному темному божеству… Владен пока не видел способа поправить положение: искусство сумеречных магов не дозволяло ему повелевать призраками вроде Камана Браса, да в Дийнавире и не потерпели бы подобного кощунства. Вынужденное бессилие мучило его тем больнее, чем лучше он понимал, что в дальнейшем все будет только хуже. Волшебник провел время до заката в раздумьях и наблюдениях, но это не помогло. Ночью, оставшись один в своей башне, он вызвал сатту Куллинена.

Сатту появился перед ним почти сразу: лучащееся невидимой мощью естество Дома на Перевале щедро питало заклинания теплой пульсирующей силой. В призрачной, переливающейся перламутром фигуре действительно было что-то от Куллинена, так что Владен вдруг осознал, как сильно тоскует по своему учителю. Но все же это был только воплощенный разум, вернее, один из множества возможных слепков с него, и ни лица, ни души, ни телесного тепла существо не имело. Настоящий, живой Куллинен, который находился сейчас на другом краю Гарселина, наверняка почувствовал, что его ученику понадобился совет, но не мог знать, какой и почему.

– Что здесь считать случайным совпадением, а что – нет? – спросил Владен, коротко изложив для сатту подробности своего пребывания в Дийнавире.

Призрачному советнику почти не пришлось тратить время на раздумья.

– Такие "случайные совпадения" создаются либо божественной волей, либо мастерской игрой чьего-то ума. Можешь не сомневаться – здесь замешана магия Ночи. Аарету нужно было лишить Дийнавир покровительства богов. Один из способов сделать это – вмешаться в ежегодный ритуал. К примеру, устранить наследника, который играет важную роль на пиру…

– Ты хочешь сказать, что Гиннеан не просто погиб на охоте? Что его смерть была подстроена?

– Это возможный вариант. Твой брат был слишком значимой фигурой. При его погребении все сделали как надо?

– Меня тогда здесь не было. В день своего приезда я сразу исследовал могилу. Никаких явных искажений не нашел, но ведь и накануне Дня Присутствия я их не почувствовал…

– Накануне Дня Присутствия их могло не быть, если все уже складывалось, как нужно Аарету.

– Ты считаешь, Каман Брас не пришел потому, что вместо Гиннеана был я?

Сатту помолчал, раздумывая.

– Вряд ли. Ты – одной крови с Трелленом и вырос здесь. Если я правильно помню, в детстве тебе даже приходилось участвовать в ритуальных пирах. Все за то, что твое появление не должно было никого смутить или отпугнуть.

– Тогда в чем же причина?

– Не знаю. Слишком мало подробностей, слишком большой простор для домыслов. Подожди немного, и, возможно, ты все поймешь сам.

– А мадоринги? Зачем они здесь?

– Возможно, для того, чтобы время от времени беспокоить вас и усугублять неуверенность. Или притупить вашу бдительность. Или заставить вас действовать необдуманно… В одном можно не сомневаться: они пришли по приказу Аарета, который уже знает, что Дийнавир утратил покровительство богов. У тебя есть надежда, что он не воспользуется таким случаем?

– Нет. Что я могу сейчас сделать?

– Почти ничего. Все зависит от того, что предпримет Владыка Аара: начнет воевать в открытую или продолжит действовать исподтишка. Тебе остается ждать, стараться предугадать его ходы и удерживать других от паники и скоропалительных решений.

– Как именно удерживать?

– Как тебе внушают обстоятельства.

Владен задумчиво кивнул и отпустил сатту, разочарованный.

Он знал, что Треллен уже послал гонца в Маархут – рассказать о том, что произошло в День Присутствия и предупредить о возможном нападении на границу. До Маархут, ближайшей крепости, даже в сухое время года от перевала было около половины суток пути. Все понимали, что если основные силы Аара подтянутся к мадорингам раньше, чем в Дийнавир придет подмога, Дому на Перевале придется туго. Он оставался крепкой, добротной сторожевой заставой с опытным гарнизоном, но лишь теперь стало ясно, насколько надежней была эта крепость, когда ее поддерживали Каман Брас и его призрачные воины.

Мадоринги же вели себя так, словно им было совершенно некуда торопиться: охотились, день и ночь жгли костры, изредка осмеливались на ленивые вылазки в сторону Дийнавира, но так ни разу и не подошли к его стенам и воротам ближе, чем на два полета стрелы.

Днем Владен обходил крепость вместе с Трелленом, стараясь вникнуть в чуждую для него воинскую науку, а вечерами подолгу простаивал у открытого окна или мерил шагами свои покои в башне. Еще несколько суток назад он был уверен, что его уже ничто не связывает с Домом на Перевале, что он здесь в последний раз. И вот – Дийнавир в опасности, и он, Владен, из-за этого почти лишился сна, и кажется, кости вот-вот прорвут кожу от напряжения… Волшебник старался уловить запах магии Ночи в холодном темном воздухе, когда глядел на задорно мигающие огоньки вражеских костров под стенами Дийнавира, – но чувствовал лишь запах дыма. Он искал знаки чужого присутствия в своей душе, в мельчайших изменениях ритма жизни и звуковых тонов, но все казалось обыденным. Он был почти уверен, что сейчас никакие темные чары не витают над Дийнавиром, – и знал, что в любую минуту все может неожиданно измениться…

Принадлежа к сумеречным магам, Владен был чувствителен к оттенкам красок, ароматов и звучаний, его восприятие отличалось изощренной – даже для мага – остротой. Многое говорило о том, что ему уготована великая судьба. В последнее время он все чаще ловил на себе задумчивый, оценивающий взгляд Куллинена, своего учителя. Молодой волшебник мог бы точно разгадать значение этого взгляда, если бы захотел, но ему пока нравилась эта неопределенность: она приятно щекотала самолюбие.

За окном сгущался вечер. На холодном, медленно наливающемся чернотой небе уже дрожали звезды. Владен отошел от окна, бросился на кровать и закрыл глаза, прикидывая, что еще мог бы сделать Треллен, чтобы Дом на Перевале выстоял. Это были мучительные думы, вдвойне мучительные оттого, что гордость сумеречного мага была задета. Как только разведчики донесли, что к стенам Дийнавира приближается отряд мадорингов, Владен предложил старшему Дийнастину всю помощь, какую только мог предоставить – свое искусство налагать и рассеивать чары. Он считал, что вправе сделать это в час, когда приспешники Ночи набрали столь значительную силу, что осмелились вмешаться в промысел небожителей и нарушить вековой обряд. Треллен взглянул на него с недоумением и пожал плечами. "Чем можешь помочь ты, – как будто говорил его жест, – когда сами боги уже не на нашей стороне?" Вслух он сказал:

– До сих пор этот дом побеждал благодаря милости неба и нашей способности хорошо держать в руках оружие. Нам никогда не приходилось прибегать к помощи людей вроде… К помощи магов.

И глава дома посмотрел на юго-запад, где от моря до подножия гор теперь лежали владения Аара, так, как будто магия и зло были для него понятиями одного порядка.

Решение Владена посвятить себя магии девять лет назад не вызвало у Треллена радости. Он не стал препятствовать племяннику, но лишь потому, что искренне опасался, как бы эта магическая порча не коснулась и его собственного сына, которому предстояло наследовать Дийнавир. За годы жизни в Куллиненвире Владен, помимо прочего, научился отменно владеть мечом и луком, скакать верхом и метать всевозможные смертоносные предметы, но Треллен был по-прежнему уверен, что, лишись Владен своего волшебного дара, все эти умения сейчас же пропадут и молодой маг окажется совершенно беспомощен и бесполезен.

Волшебник почувствовал, как в нем снова жгучей волной поднимается горечь. Сейчас он находился на такой высокой ступени посвящения, когда владение магическим искусством уже не требует доказательств. Те, кто знал его по ученичеству у Куллинена, относились к нему с большим уважением. Те, с кем его сталкивала судьба во время странствий по Гарселину, были почтительны, сразу распознавая в нем существо, наделенное скрытым до времени могуществом. Но Треллен и Дийнавир принадлежали к другому миру, где главное значение придавалось честности, доблести, верности, соблюдению ритуалов, воинским умениям, – но ни власть над людьми и стихиями, ни искусство, приводящее к такого рода власти, не имели особой ценности. И в этом мире Владен чувствовал себя нелепым и неуместным, как птица, которой запретили летать.


***

Его внимание привлек шум во дворе. Волшебник поднялся из кресла и быстрыми шагами подошел к окну. Внизу наблюдалось подозрительное оживление, быстро перемещались светлые пятна факелов, цокали лошадиные подковы. Судя по всему, какой-то отряд готовился к вылазке. Может, действительно не мешало сбить спесь с мадорингов, нагло расхаживающих под стенами Дома на Перевале, чтобы обитатели крепости вновь обрели душевное равновесие. Но воздух показался Владену таким густым от дурных предчувствий и ощущения близости опасного, беспощадного противника, что колдун искренне не понимал, как этого не чувствуют другие. И в подобное время какому-то задире-сотнику вздумалось щегольнуть своей храбростью! Можно представить себе гнев Треллена, который обрушится на забияку, даже если тому будет сопутствовать удача…

Однако, вглядевшись пристальнее, Владен обнаружил, что дело гораздо хуже.

Из усадьбы вышел сам Треллен Дийнастин в полном боевом облачении. Накидка из росомашьих шкур покрывала его латы, на шлеме красовались рысьи уши с пушистыми кисточками. На груди главы дома на толстой серебряной цепи висел большой турий рог, а на боку в роскошных, хоть и несколько потускневших ножнах – Платнирнен, меч-реликвия, послуживший уже не одному отпрыску рода Дийнастинов. По обе стороны от господина шли двое сотников, тоже в доспехах и при оружии. Им подвели коней, и голоса младших военачальников, перебивая друг друга, уже отдавали приказ садиться в седло…

Владен почти задыхался. Он отпрянул от окна и, даже не накинув куртки, ринулся вниз по лестнице.

Его комната помещалась на самом верху каменной башенки, пристроенной к дому лет сто назад. Пока волшебник спешил через двор, Дийнастин-старший успел вскочить на коня. Оттолкнув слугу, державшего хозяину стремя, и схватившись за уздечку, Владен резко спросил:

– Что здесь происходит? Господин мой, куда вы собрались?

Ему было трудно говорить, приходилось с силой выталкивать из груди каждый выдох. Видимо, вопрос прозвучал недопустимо грубо, потому что все свидетели этой сцены притихли. Треллен нахмурился. Не резко, но решительно потянув поводья, он вырвал их из рук волшебника и сухо ответил:

– Ступай к себе! Это военные дела, в которых ты пока не слишком сведущ. У меня сейчас нет времени объяснять тебе свои намерения.

Владен в ответ крепко схватился за его стремя.

– Вы собираетесь открыть ворота Дийнавира и напасть на мадорингов? Одумайтесь! Это всего лишь приманка, я чувствую. Где-то близко находится войско Аара. Ручаюсь, враги уже поджидают вас, прячась в ущельях. Поверьте мне: ни один из тех, кто выйдет с вами за эти стены, не вернется живым!

Дийнастин-старший раздраженно взглянул на него и тронул коня.

– Что же, по-твоему, мы должны сидеть сложа руки и ждать, пока начнется осада? Я не пойду на поводу у Аарета, не стану плясать под его дудку! Мы вынудим его действовать в открытую. Если ему нужна война, он ее получит. Оставайся здесь и не вмешивайся, пока я тебе не прикажу.

– Это безумие! – Владен снова встал у него на пути. Он прекрасно сознавал, как выглядит сейчас в глазах Треллена и его людей, но это уже не имело для него значения, потому что теперь он ясно чувствовал присутствие чужой воли. Тишайший голос, схожий скорее с запахом, чем со звуком, легчайший ветер, овевающий лица, тончайшая сладость яда, разлитая в осеннем воздухе – магия Ночи. Он должен был любым способом помешать ей. – Вы потеряете слишком многих, даже если сумеете вернуться!

Его слова падали в пустоту. Треллен промолчал, но сделал знак, и Владен почувствовал, что кто-то подошел и встал у него за спиной.

– Послушался бы ты дядю, молодой господин! – угрюмо сказал один из конюхов. – Мыслимое ли дело – нам идти против тебя? Но если старый господин прикажет…

Глава дома Дийнастинов не оборачивался: он уже направил коня к воротам, и его войско потянулось за ним. Заскрипели вороты, поднимая окованную железом створу и опуская тяжелый мост. Владен глубоко вздохнул и мысленно произнес заклинание. Перед растерянными конюхами вместо фигуры молодого наследника, которого им велено было придержать, вдруг образовался туманный вихрь, он тут же смешался с ветром и растаял в темном осеннем воздухе. Достигнув своих покоев, волшебник кинул быстрый взгляд в окно на костры в лагере мадорингов, где еще не чувствовали опасности. Аар и днем не был виден отсюда, но, несмотря на укрывавшую приморье мглу, Владен был уверен, что властелин этой страны не оставит без внимания то, что сейчас произойдет. Один из законов сумеречной школы гласил: "Оставайся в тени до тех пор, пока нельзя будет иначе", и сейчас молодой маг лучше, чем когда-либо, сознавал его справедливость. Кроме того, предстояло серьезно нарушить запрет на колдовство в Дийнавире. Но сатту сказал: "Поступай так, как тебе внушают обстоятельства", и Владен обнаружил, что обстоятельства не оставили ему другого выбора.

Волшебник вынул тяжелый оконный переплет, осторожно вдохнул. Вяжущая горечь чужого колдовства, растворенного в воздухе над Дийнавиром, сделалась почти невыносимой. Треллен и его сотники уже стояли перед воротами, ожидая, когда створа поднимется настолько, чтобы под ней можно было проехать верхом, не пригибаясь к конским холкам. От скрежета железа и камней сводило скулы, и волшебник скорее выдохнул, чем произнес несколько слов на языке, который для непосвященного звучал бы полной тарабарщиной. Протянув ладони по направлению к воротам и прикрыв глаза, он послал с высоты над головами ратников невидимый сгусток силы…

В темноте под его смеженными веками ослепительно полыхнуло холодное голубое пламя. Торопясь обезвредить чужое колдовство, он не учел места, где находится. Дийнавир усилил магическую формулу, и сам волшебник оказался плохо готов к этому. Глаза теперь невыносимо жгло. На время Владен утратил обычное зрение и видел лишь смутные тени, беспорядочно носившиеся внизу. Кроме того, начав стремительно действовать, заклинание распространяло густой кисловатый запах, от которого сильно першило в горле.

Треллен тронул коня, направляя его в освободившийся проход, но скакун заартачился, затанцевал на месте. Дийнастин-старший занес плеть для удара – и вздрогнул всем телом от неожиданного грохота. Конь шарахнулся, чуть не сбросив седока, столкнулся с другой перепуганной лошадью… Первое время никто в суматохе вообще не мог осознать, что же случилось.

Мост, почти опустившийся на другой берег рва, вдруг рассыпался, как будто был сделан из влажного песка и этот песок мгновенно высох. Остатки моста обрушились в ров, частично покрыв торчащие на дне заостренные колья. Впрочем, это знал только Владен, а находившиеся во дворе видеть не могли, потому что в тот же самый момент позеленевшие бронзовые цепи лопнули и огромная створа ворот, уже поднятая, тяжко ухнув, врезалась в землю и застыла. По тронутым временем камням, по старинной металлической ковке, по обрывкам цепей забегали прозрачные голубые огоньки. Так продолжалось несколько мгновений, а потом огоньки пропали…

Во дворе царила неразбериха: люди и лошади метались, ошеломленные этим неожиданным и жутким чудом. Треллен, пришедший в себя одним из первых, наконец обуздал своего коня и во все глаза смотрел на то место, где только что виднелся проем и белела в темноте каменистая дорога. Сейчас там была глухая стена.

– Это камень, господин! – крикнул сотник Маргоник, правая рука Треллена во всех делах. Как ни старался, он не смог полностью овладеть собой, и в его голосе слышались истерические нотки.- Ворота теперь из того же камня, что и стены. Дийнавир заперт изнутри и снаружи!

Треллен, побелев больше от гнева, чем от ужаса, обернулся, ища глазами племянника. В открытом, невзирая на осеннюю прохладу, слабо освещенном окне башни маячила долговязая фигура.

– Будь ты проклят! – крикнул хозяин Дийнавира. – Я не позволю магии править в этом доме! Открой ворота!

– Не могу! – ответил волшебник. Его слова странным образом услышали и поняли решительно все, несмотря на испуганное ржание лошадей и взволнованные восклицания. Казалось, что его голос проникал даже в самые отдаленные уголки Дийнавира. – Это было необратимое заклинание. Обратимые требуют гораздо больше времени, а вы не дали мне ни одного лишнего мгновения. Простите, мой господин! Я сделал это для блага нашего дома.

– Твое "благо" может слишком дорого нам обойтись, – сквозь зубы процедил Треллен, и его тоже слышали, если не все, то многие. – Я хотел бы, чтобы в тебе не текла кровь Дийнастинов!

– Ни ваше, ни даже мое собственное желание ничего не могут тут изменить.

Хозяин Дома на Перевале скрипнул зубами и бросил яростный взгляд вокруг.

Но ворота были навеки заперты, а его люди слишком потрясены увиденным, и ему ничего не оставалось, как отступить. К тому же, он, сам не зная почему, теперь ощущал в голове странную пустоту, как будто сильный хмель выветривался из него, унося азарт и оставляя недоумение.