"О.Генри. Клад" - читать интересную книгу автора

все напрасно.
После этого мы стали еще более близкими друзьями и
заклятыми врагами, чем раньше. Каждый вечер, окончив
работу, мы сходились в задней комнате в трактире у Снайдера,
играли в домино и подстраивали один другому ловушки, чтобы
выведать, не узнал ли чего-нибудь кто-либо из нас. На то мы
и были соперниками.
У Гудло Банкса была какая-то ироническая манера
выставлять напоказ свою ученость, а меня засаживать в класс,
где учат "Дженни плачет, бедняжка, умерла ее пташка". Ну,
Гудло мне скорее нравился, а его высшее образование я ни во
что не ставил; вдобавок я всегда считался человеком
добродушным, и потому я сдерживался. Кроме того, я ведь
хотел выведать, не известно ли ему что-нибудь про Мэй Марту,
и ради этого терпел его общество.
Как-то раз, когда мы с ним обсуждали положение, он мне
говорит:
- Даже если бы вы и нашли ее, Джим, какая вам от этого
польза? Мисс Мангэм умная девушка. Быть может, ум ее не
получил еще надлежащего развития, но ей предназначен более
высокий удел, чем та жизнь, которую вы можете дать ей.
Никогда еще мне не случалось беседовать ни с кем, кто лучше
ее умел бы оценить прелесть древних поэтов и писателей и
современных литературных течений, которые впитали их
жизненную философию и распространили ее. Не кажется ли вам,
что вы только теряете время, стараясь отыскать ее?
- А я представляю себе домашний очаг, - сказал я, - в
виде дома в восемь комнат, в дубовой роще, у пруда, среди
техасских прерий. В гостиной, - продолжал я, - будет рояль
с пианолой, в загородке - для начала - три тысячи голов
скота; запряженный тарантас всегда наготове для "хозяйки".
А Мэй Марта тратит по своему усмотрению весь доход с ранчо и
каждый день убирает мою трубку и туфли в такие места, где
мне их никак нельзя будет найти вечером. Вот как оно будет.
А на все ваши познания, течения и философию мне очень даже
наплевать.
- Ей предназначен более высокий удел, - повторил Гудло
Банке.
- Что бы ей там ни было предназначено, - ответил я, -
дело сейчас в том, что она была, да вся вышла. Но я
собираюсь вскорости отыскать ее, и притом без помощи
греческих философов и американских университетов.
- Игра закрыта, - сказал Гудло, выкладывая на стол
костяшку домино. И мы стали пить пиво.
Вскоре после этого в город приехал один мой знакомый,
молодой фермер, и принес мне сложенный вчетверо лист синей
бумаги. Он рассказал мне, что только что умер его дед. Я
проглотил слезы, и он продолжал. Оказывается, старик
ревниво берег эту бумажку в течение двадцати лет. Он
завещал ее своим родным в числе прочего своего имущества,