"Алексей Очкин. Иван - я, Федоровы - мы (Героическая быль)" - читать интересную книгу автора

пилотке, он чуть было не прошелся строевым, но сдержался: Сологуб, не
замечая его, смотрел куда-то вдаль, обхватив пятерней бритую голову...
Лейтенант повернул назад. Солдаты уже высыпали из вагонов. Сержант
Кухта, отпустив ремень на пять дырочек, облегченно вздохнул, вытащил из
кармана широченных брюк табак и газетку, сложенную гармошкой, стал
свертывать цигарку. Усач Черношейкин уже проворно изготовил папироску и,
пригнувшись, выбивал кресалом огонь.
- Степь хоть шаром покати, танкам раздолье, - заметил ему Кухта.
- Вот они и прут безостановочно, - согласился Черношейкин и, увидев
подходившего лейтенанта Дымова, толкнул Кухту: - Директор! Убирай живот...
Сержант Кухта тут же стал затягивать ремень. Ему больше всех
доставалось на занятиях по строевой и одиночной подготовке бойца. Дымов
решил сделать из бывшего директора военного и с присущей юности
уверенностью, что при желании всего можно добиться, поставил своей задачей
ликвидировать излишнюю солидность Кухты. Тот никак не мог "обучиться", как
он говорил, ползать по-пластунски, а лейтенанту казалось, что именно этим
способом удастся добиться успеха. Сержант старался, протер на животе
шинель, но "обучиться" не смог.
На этот раз Дымов, строго взглянув на него, прошел мимо. Молодые
солдаты состязались: кто дальше пройдет по рельсу, и лейтенант тоже не
удержался от искушения и, балансируя руками, пошел по рельсу вслед за
Анечкой - санинструктором. Она звонко постукивала о зеркальную стальную
поверхность железными подковками кирзовых сапог; при каждом их ударе ее
полноватые, тугие икры, обтянутые оранжевыми в резиночку детскими чулками,
упруго наливались. Для лейтенанта, как и для других, она пока была
девушкой-загадкой: ее определили в часть за несколько дней до погрузки в
эшелон; кроме того, что ее с теткой эвакуировали из Москвы, где погибли
родные, никто ничего не знал о ней. Небольшого росточка, девушка была так
хорошо сложена, что не казалась маленькой; все на ней сидело ладно, и даже
грубая солдатская гимнастерка не могла скрыть ее грациозной фигурки;
темно-русую косу она крепко скручивала на затылке и прятала под пилоткой,
не по размеру большой.
Лейтенанту удалось дойти почти до вагона, в котором располагалась его
батарея, как вдруг он увидел такое, отчего остолбенел и потерял
равновесие. Брезент, покрывавший машины на платформе, словно живой,
зашевелился, отогнулся край, и оттуда брызнула струйка... Дымов приподнял
брезент. Парень лет четырнадцати, со шрамом на правой щеке, в длинной
шинели и больших солдатских ботинках застегивал штаны
- А ну марш отсюда, "заяц"! - скомандовал лейтенант.
Парень невозмутимо закрылся брезентом.
Дымов отбросил брезент:
- Кому говорят? Проваливай, пацан!
- Сам ты пацан!.. - огрызнулся парень. Волосы на его голове
топорщились, что иглы у ежа, в колючих глазах таилась угроза.
За спиной лейтенанта раздался смех. Дымов обернулся... Бойцы у
пулеметов задрали головы кверху и как-то уж слишком усердно наблюдали "за
воздухом". Анечка, покачиваясь, будто танцуя, шагала по рельсу, и к ней
тоже нельзя было придраться. Только у сержанта Кухты не успела сойти
улыбка с лица.
- Сержант Кухта! Поправьте ремень, - приказал Дымов. - А то живот у