"Майкл О'Двайер. Утопая в беспредельном депрессняке " - читать интересную книгу автора

хотите знать мое мнение.
Да, да. С придурью, одним словом - иначе не скажешь.


Придурок Альфред

Главным в семье - если размер для кого-то имеет значение - был Альфред
Морган. Человек неопределенного возраста, несгибаемый старик-патриарх.
Альфред был прикован к инвалидному креслу и проводил почти все время в
гостиной, где в любую погоду отблески бушующего в камине пламени плясали на
холодных каменных стенах. Он обычно сидел впритык к камину, укутанный в
теплую одежду: большой плотный джемпер, фланелевую рубаху с жилетом,
вельветовые брюки и толстые носки. Шея была туго обмотана шарфом, шерстяная
шапка с наушниками низко надвинута на вспотевший лоб. Вниз он надевал теплые
кальсоны. Можно было подумать, что семейство решило таким образом выпарить
из него излишек веса. Но Альфреда, похоже, это не волновало, и он просиживал
день за днем, тщательно запеленутый в потрепанный плед; стакан с теплым
виски в одной руке, сигара - в другой.
Альфред был по большей части слеп и глух ко всему окружающему и редко
что-нибудь говорил. Огромная недвижная глыба. Такие эпитеты, как "толстый",
"тучный", "ожиревший", "расплывшийся", "пузатый", слишком слабы, чтобы
описать ту картину, которая возникает у меня перед глазами. Иногда мне
представлялось, что его туша того и гляди растает от жара, как кусок масла,
и стечет с кресла.
На лице у Альфреда не было никакой растительности, что отнюдь не
облегчало задачу тому, кто пытался угадать его возраст. Кожа мерцала
прозрачной бледностью, как у ожившего покойника. Из-за его выпученных
голубых глаз все время казалось, что он вот-вот взорвется. Все части его
тела плавно перетекали одна в другую, и различить колено, локоть или лодыжку
было очень трудно. Его бесчисленные подбородки, ниспадая каскадом, незаметно
переходили в грудь.
Подо всей этой массой плоти был погребен старый человек, слишком
уставший от жизни, чтобы интересоваться ею. Ему, по существу, нечего было
сказать своим близким, и они его обычно не трогали, но в тех случаях, когда
у кого-нибудь из них возникала проблема, они в конце концов обращались к
Альфреду.
Происходило это так. Вы излагали Альфреду свои беды, веря, что теперь
разделили с ним свою тяжелую думу и она стала вдвое легче, а затем садились
рядом, воззрившись, как и он, на огонь. Немедленного ответа вы, как правило,
не получали и, промаявшись полчаса в нетерпении, начинали думать, что
потратили свое драгоценное время напрасно и этому старому хрычу нет до вас
никакого дела. Затем, спустя несколько дней, или недель, или месяцев, вы
сталкивались с ним в коридоре в тот момент, когда Альфреда катили в гостиную
или вывозили на еженедельное проветривание в сад, а он бубнил себе под нос
что-то нечленораздельное. Никто, насколько мне известно, не мог толком
разобрать, что он там бормочет, но по прошествии какого-то времени смысл
произнесенного становился ясен. Всякий раз, независимо от того, кто
обращался к нему и с каким вопросом, он получал ответ в виде такой невнятной
тирады.
Надеюсь, у вас не сложилось впечатление, будто об Альфреде никто не