"Майкл О'Двайер. Утопая в беспредельном депрессняке " - читать интересную книгу автора

Виски понял, что рано или поздно они допекут его. Он был прав. Допекли.
Хотя Алан старался, как мог, держать Стаффордов на расстоянии, их южный
темперамент и желание непременно участвовать во всех стадиях процесса смели
все преграды. Возможно, если бы присутствовал только один из них, Алан с ним
(или с ней) справился бы, но их было двое, и они работали как слаженная
семейная команда.
Пока Виски готовился к съемке, передвигая юпитеры и устанавливая
аппаратуру, Алан барахтался в потоке назойливых пожеланий типа "надо
заинтересовать покупателя...", "а почему бы нам не попробовать...", "а не
сделать ли нам вот так?". Может быть, все бы и обошлось, если бы эти советы
не высказывались тягучим южным говором, все больше и больше действовавшим
Виски на нервы.
Что касается меня, то я сидел тихо, как церковная мышь, между ножками
штатива, вцепившись в экспонометр, который Виски поручил мне держать. Из
моего убежища мне было хорошо видно, что Виски на грани срыва. Наклонившись
к камере, он морщился всякий раз, когда клиентов осеняла новая идея. Это
было все равно что наблюдать, как на морском горизонте зарождается шторм. Вы
видели, что он надвигается на вас, но никак не могли его остановить.
Алан тоже расклеивался на глазах. Не знаю уж, каким средством он
воспользовался в тот день, чтобы придать своей прическе благопристойный вид,
но только этому средству явно не хватало цементирующей силы, и постепенно
один клок волос за другим вырывались на свободу и устремлялись к небесам.
Галстук тоже ослабил свою хватку на его шее, верхняя пуговка рубашки
расстегнулась. Костюму надоело ходить непривычно отутюженным, и он сделал
вид, что в нем только что спали. Правый глаз Алана стал подергиваться, и
никто этого не заметил бы, если бы не очки с толстыми стеклами,
увеличивавшими это подмигивание до устрашающих размеров. Алан разъезжался по
всем швам, оказавшись в тисках между напором неукротимой американской
энергии и непробиваемой инертной массой, в какую превращался Виски во время
работы.
Я не мог усидеть спокойно. Вид Виски, в котором назревала реакция
расщепления, всегда приводил меня в трепет. В его голове произошел щелчок,
который, мне казалось, было даже слышно, и уже ничто не могло его
остановить. Демоны, дремавшие где-то в засаде, просыпались и, сверкая
глазами и распушив хвосты, вырывались на свободу.
Начиналось все довольно просто. Какая-нибудь невинная реплика,
брошенная с целью привлечь его внимание, вдруг оказывала подрывное действие,
и тут же следовала атака по всему фронту: шквальный обстрел бранью, яростная
жестикуляция и ледяной немигающий взгляд голубых глаз, который давал вам
понять, насколько вы на самом деле ничтожны. Голос мгновенно достигал такой
высоты тона, что, казалось, оконные стекла вот-вот полопаются. Слова и фразы
утрачивали лексическое значение и сливались в сплошной невнятный глас
судьбы, предрекавший вечное проклятие. Что именно подразумевалось, никто,
кроме него самого, понять не мог. Но если смысл высказывания от слушателя
ускользал, то намерения говорившего были предельно ясны.
После этого происходило одно из двух. Либо вас выбрасывало взрывной
волной из комнаты, либо вылетал он сам. Однако в этот день впервые не
случилось ни того, ни другого. Я видел, как с уст мистера Стаффорда в спину
Виски порхнула через все белое студийное пространство задорная американская
улыбка, не подозревающая о том, что ее ждет. Когда Виски услышал