"Николай Платонович Огарев. Стихотворения и поэмы " - читать интересную книгу автора

(поэтически эти стихи не всегда удачны, хотя они и сыграли свою роль в
революционной пропаганде), то почти невозможно разграничить его интимную и
гражданскую поэзию. Одно и то же стихотворение, одна и та же поэма у
Огарева почти, как правило, содержат обе эти стороны. Это сделало
гражданственность поэзии Огарева удивительно поэтичной: вот здесь Огарев
дал русской поэзии урок подлинно поэтической гражданственности, и урок этот
действен и для нашего времени.
Что же касается тонко подмеченного Григорьевым огаревского
"замечательного пренебрежения к форме" - то это та обманчивая простота, в
которой есть какое-то таинственное, скрытое, гипнотически притягивающее
мастерство. Можно отметить, что позднее секретом подобной простоты формы
владел Надсон - при всем несходстве этих поэтов, - для которого Огарев был
образцом во многих отношениях. Огарев занял свое прочное и определенное
место в русской поэзии 1840 - 1850-х годов, его творчество находило отзвук
в душе нескольких поколений русской интеллигенции и до сих пор не утратило
своего обаяния, своей значимости.

* * *

Об Огареве долгое время ходила легенда как о "тусклом спутнике
блестящего Герцена". Сейчас же стало очевидным, насколько значительна
личность Огарева не только как революционера-патриота, но и как поэта.
Общим местом было и представление о Герцене и Огареве как о друзьях, не
знавших разногласий. Путь у них, конечно, был один - к социальной революции
в России, но методы борьбы не всегда были одинаковы.
Они были непохожи: Герцен - подвижный, горячий, находчивый в беседе,
Огарев - меланхоличный, застенчивый и немногословный. Но удивительно, что
уже в отрочестве они почувствовали такую душевную общность, которая
соединила их на всю жизнь. Клятве, которую дали они друг другу на
Воробьевых горах, они остались верны навсегда.
В юности они читали одни и те же книги и уже тогда знали, чего хотят:
продолжать дело декабристов. Конечно, у них тогда не было определенной
программы действий - были только страстное желание бороться с самодержавием
и готовность погибнуть.
"Я не могу забыть первые впечатления, - писал Огарев, - которые сильно
затронули меня... Это чтение Шиллера и Руссо и 14-е декабря. Под этими
тремя влияниями, очень родственными между собою, совершился наш переход из
детства в отрочество". Огарев читает "Общественный договор" Руссо. Пафосом
борьбы и справедливости волновали его герои трагедий Шиллера - Карл Моор,
маркиз Поза, Фиеско. В 12 - 14 лет Огарев прочитал множество запрещенных
сочинений русских писателей, в том числе Пушкина и Вяземского, поэму
Рылеева "Войнаровский", которую переписала для него его воспитательница
Анна Егоровна Горсеттер, находившаяся под влиянием декабристских идей. "Ей
я обязан если не пониманием, то первым чувством человеческого и
гражданского благородства", - вспоминал поэт.
Огарев готовился к будущей революционной деятельности очень серьезно,
- он изучал философию, экономику, историю, делал химические опыты,
занимался медициной, математикой, механикой, физикой. С 1830 года он
посещает лекции физико-математического и словесного отделений Московского
университета. В 1832 году он был зачислен на нравственно-политическое