"Фрэнк О'Коннор. Эти сумасшедшие Ломасни" - читать интересную книгу автора

письма. Она не сумела деказать монахиням, что переписывала эти письма из
французского романа и понятия не имела, что они значат. Вторая - Нелли -
была поспокойнее сестры, она больше походила на мать; к тому же она не
читала французских романов.
Рита отличалась от обеих сестер. Казалось, ей противна всякая нежность.
У нее никогда не было ни любимого святого, ни любимой монахини, она
говорила, что все это - слюнтяйство. По той же причине она никогда не
заводила романов. Единственное, что отчасти смахивало на роман, была ее
дружба с Недом Лоури, но, хотя Нед регулярно приходил к ним и каждую
неделю водил Риту в кино, ее сестры затруднились бы сказать, бывало ли
между ним и Ритой что-нибудь, чего не бывает между девушками-подругами. В
ней чувствовалась какая-то неудовлетворенность, скрытность, какой-то
надлом. Она улыбалась такой беззащитной, почти робкой улыбкой, будто
считала, что все только и думают, как бы ее обидеть. Дома она была
сдержанной, замкнутой, насмешливой. Она могла часами, не открывая рта,
слушать разговоры матери и сестер и вдруг поставить их втупик ловко
ввернутым неожиданным выпадом - насчет классической музыки, например, - а
потом снова погружалась в мрачное молчание, будто лишь на секунду
приоткрывала завесу над таившимися в ней глубинами, куда никого не желала
допускать. Сестры ее выходили из себя, ведь они-то знали - никаких глубин
нет, Рита просто ломается.
Закончив ученье, Рита получила место в монастырской школе в маленьком
провинциальном городке на западе Ирландии. С Недом они переписывались, и
он даже ездил к ней. Ее домашним он доложил, что Рита кажется вполне
довольной жизнью.
Но это продолжалось недолго. Несколько месяцев спустя Ломасни, сидя за
ужином, вдруг услыхали, что у дома остановилась машина, скрипнула калитка
и по длинной дорожке, ведущей к парадной двери, заспешили чьи-то шаги.
Затем прозвучал звонок и в передней раздался веселый голос:
- Привет, Паскел, небось, не ждали меня?
- Неужели Рита? - воскликнула ее мать, понимая, что это невероятно, но
тем не менее так.
- Видит бог, наша Рита всегда влипнет в какую-нибудь историю, -
пророчески заметила Китти.
Дверь открылась и ввалилась Рита - длинная, нескладная, со смуглым
пылающим лицом. Она наскоро поцеловала отца с матерью.
- Ну что стряслось, дочка? - спокойно спросила мать.
- Ничего, - ответила Рита на октаву выше, чем обычно. - Просто меня
выгнали.
- Выгнали? - переспросил отец, дернув опущенный ус, что было плохим
предзнаменованием. - За что это?
Торопыга мог трижды за один день пригрозить рабочему, что прогонит его,
но на него никто не обращал внимания.
- Может, дадите мне сначала поесть? - смеясь, сказала Рита. Она сняла
шляпку и улыбнулась своему отражению в зеркале над камином. Улыбка была
странной, словно то, что она увидела в зеркале, ее позабавило. Потом она
пригладила густые черные волосы:
- Я уже сказала Паскелу, пусть тащит все, что есть. Ехала в поезде с
десяти утра. С отоплением, как всегда, что-то случилось. Я изжарилась.
- Странно, что ты не дала нам телеграмму, - сказала миссис Ломасни,