"Фрэнк О'Коннор. Публика в зале (ессе)" - читать интересную книгу автора

основа построения пьес, вот что диктует законы, которые являются истинными
законами театра, и только театра. Потому что участие публики отнюдь не
исчерпывается тем, что она соглашается считать голую платформу на том
конце зала Венецией или Троей; постоянный немолчный трепет одобрения,
идущий от публики, - вот подлинный двигатель драматической интриги, и
драматург напрягает всю свою изобретательность, чтобы этот двигатель
работал исправно. Подобный принцип построения свойствен не только драме:
так строится любая форма выступления перед публикой, так строятся саги,
- событие на сцене используется без расчета на эффект накопления, а
исключительно в надежде на его мгновенную мощность, мгновенное действие по
захвату внимания публики. "Неожиданность каждые пять минут" - вот как
обычно называл это Йитс. Каждый прозаик, начинавший писать для театра,
должно быть, приходил в изумление от требований, которые ему приходилось
выполнять, чтобы завоевать публику; каждай реформатор театра, будь то
Еврипид или Шоу, пытался ими пренебрегать. Расина, педантично
стремившегося к естественности и пуританской простоте, бесило обилие
театральных фокусов в трагедиях Корнеля, фокусов "тем более удивительных,
чем менее достоверных". Расину мнилось, что он сумел показать, как можно
обходиться без них, по - чудеса на сцене не прекратились. Всякий раз,
когда театр переживает период упадка - он ведь вечный блудный сын в семье
искусств, - это происходит потому, что он неизменно витает в заоблачной
Стране Чудес, далекой от любых проблем повседневности. Ибо театр есть
искусство героическое и жизнь соприкасается с ним лишь на своих вершинах.
Сервантес разнес вдребезги испанский идеал рыцарства, но этот идеал долго
еще оставался становым хребтом бутафорских театральных поделок. Джейн
Остин и Теккерей наделили английскую литературу новой совестью, а театр
английский долго еще ставил псевдоелизаветинские драмы, где одного
принимают за другого. Расин - единственный великий пуританин театра;
неожиданности у Расина происходят по причине раздвоения души у всех его
героев, которые мечутся, затевая одно, а делая другое, но любое стечение
обстоятельств выглядит куда правдоподобнее толпы мужчин и женщин, которые
все, как один, страдают раздвоением души и обречены действовать наперекор
себе.
Расин Расином, но, когда дело доходит до того, что страховые общества
могли бы толковать как вероятности, в театре трудно понять, где агнцы, где
козлища. В одной из свежайших и очаровательнейших комедий Шоу
офицер-швейцарец, служащий в сербской армии, спасается бегством от
победоносной кавалерийской атаки, предводительствуемой романтичным
болгарским офицером; он находит убежище - где бы вы думали? - в спальне
невесты болгарского офицера. Вместо того чтобы выдать его болгарским
войскам, девушка влюбляется в него и помогает ему скрыться переодетым в
старое пальто ее отца.
Позже, во время мирных переговоров, швейцарец рассказывает эту историю
двум болгарским офицерам, и, конечно, ему невдомек, что перед ним отец и
жених девушки, спасшей ему жизнь. Переговоры окончены, отец и жених
возвращаются домой, а спустя пять минут там же появляется и швейцарец,
собирающийся вернуть папино пальто. Что сказали бы в любом страховом
обществе юной даме, желающей застраховать себя от подобной цепи
совпадений? Какие приемы должен был бы пустить в ход романист, чтобы
придать такой коллизии мало-мальскую достоверность? Но на сцепе - на сцене