"Александр Ольбик. Балтийский вектор Бориса Ельцина" - читать интересную книгу автора

поймут - кто есть кто.
И все равно я долго сидел над листом бумаги, прикидывая и взвешивая
каждый вопрос. Потом, в беседе, многие из них отпали сами собой, и это
естественные издержки, ибо журналист предполагает, а интервьюируемый
располагает. Перед встречей я успел побывать в читальном зале - просмотрел
подшивки газет, которые освещали ход Х1Х-й партконференции. Это сейчас о
Ельцине написаны тома, а тогда в 1988 году, было негусто.
Утром я еще раз просмотрел вопросы, проверил магнитофон и стал ждать
звонка фотокора. Однако меня постигло разочарование: шел уже десятый час,
когда я узнал, что Леня Гусев попал в автомобильную аварию (правда, не
опасную для его здоровья). Это была, безусловно, неудача, и я уже было
подумал, что не станет ли она предвестницей какого-то крупного невезения.
"Вместо" фотокора я взял с собой обыкновенный "Зенит" и отправился с ним и
магнитофоном на встречу к Борису Николаевичу Ельцину.
На КПП санатория "Рижский залив" меня никто не задержал, и я
беспрепятственно прошел на территорию, а затем - в фешенебельный корпус. Там
уже были предупреждены о моем приходе. В вестибюле встретила главная
медсестра и велела подождать - Ельцин в это время завтракал. Однако ждать
пришлось недолго: откуда-то появился Борис Николаевич и, обращаясь ко мне по
имени-отчеству, широко улыбнулся. Это меня как-то приободрило, сняло лишнее
напряжение. Вообще должен заметить, что Ельцин в общении очень легкий
человек. Во всяком случае, никакого психологического дискомфорта с ним не
ощущалось. Он был весь внимание и создавалась иллюзия, что ты для него
главный и самый незаменимый человек...
Поскольку батареек для магнитофона я накануне нигде не мог купить
(дефицит тех лет был просто баснословный), нужно было найти электрическую
розетку, о чем я сказал Борису Николаевичу. Он повел меня на улицу,
накрапывал мелкий дождь, и мы прошли в довольно просторную, сделанную из
какого-то полированного, под мрамор, камня и стекла террасу. Борис
Николаевич прошел по ее периметру и все время к чему-то приглядывался. А я
приглядывался к нему и меня очень удивил размер его ноги, совершенно
несопоставимый с его гигантским ростом. На нем были обуты изящные мокасины,
которые очень осторожно обошли наваленные кучей в углу прекрасные желтые
розы... Когда мы убедились, что электророзетки на террасе нет, я
поинтересовался - не можем ли мы поговорить в его апартаментах? Оказывается,
не можем. "Не хочу, - сказал Борис Николаевич, - говорить при "посторонних
ушах", - и он выразительно обвел взглядом стеклянный купол помещения...
Место для беседы мы в конце концов нашли, в вестибюле, за перегородкой,
разделяющей его на две части. У стен стояли скамьи и Ельцин, взяв одну из
них, отнес в то место, где находилась розетка.
Уселись. Помолчали, пока я доставал из сумки магнитофон и подключал его
к электросети. Начали говорить. О чем? Несколько фраз "светского" свойства.
Между прочим, я его предупредил, что если буду задавать глупые вопросы -
пусть он меня поправит.
С ходу врубаться в систему "вопрос - ответ" не хотелось. В этом, как
мне кажется, есть какая-то искусственность, суетливость и, если хотите,
неуважение к собеседнику. Ведь ему надо "разогреться", собраться с мыслями и
в какой-то мере адаптироваться к собеседнику.
Начали мы разговор с вопроса о Х1Х-й партконференции. В какой-то
степени она была зеркальным отражением процессов, происходящих в обществе.