"Александр Ольбик. Падение черного берета" - читать интересную книгу автора

на тебя смотрит дуло автомата или пистолета, ощущаешь себя собакой,
брошенной на вокзале. А вот когда устраняешь причину столь щекочущей нервы
неопределенности, наступает непередаваемый кайф. А разве у тебя не так?
Одинец включил радиоприемник. Шел концерт по заявкам. Пелись знакомые с
детских и школьных лет песни, которые на них действовали расслабляюще.
- Когда ты, Мцыри, достал на стадионе пушку, я увидел в твоих глазах
пионерский блеск. Ты, наверное, без ощущения опасности - труп.
- Возможно. Когда мы были заблокированы в рижской казарме и несколько
дней ждали штурма со стороны только что созданного полицейского спецотряда,
без конца смотрели видики. В основном американские боевики. Представь себе
вооруженных до зубов молодых мужиков, день и ночь смотрящих, как убивают
самым разнообразным способом. И из самых разных видов оружия. Все мы были на
нервах...до последней степени наэлектризованы..
- Один к одному, такая же ситуация у нас была в Абхазии. Однажды дело
чуть не дошло до стрельбы...
- Мне это тоже знакомо. Однажды Саня Пронин чистил автомат, а напротив,
за тумбочкой, двое наших играли в шахматы. Пронин почистил автомат, собрал,
вставил магазин и говорит им: "Признавайтесь, кто из вас хочет схлопотать
пулю?" Ребята отмахнулись - мол, чего только от безделья человек не
наговорит...И все! Пронин пол- обоймы всадил одному в живот, вторую половину
упаковал в голову другого омоновца. Мы ни хрена не можем понять - сон не
сон, кошмар не кошмар...Сбежалась вся казарма, а Саня сидит на кровати,
засунув ствол в рот и идиотски хихикает. Командир всех увел и вызвал
психотерапевта, но развязка наступила быстрее, чем мы предполагали. Он
выстрелил оставшимися в магазине тремя патронами и мозги его мы потом полдня
соскребали со стен.
- Извини, Мцыри, мы, кажется, приехали на Ткацкую. Сейчас заверни во
двор и подай к крыльцу... Психи есть везде...
"Скорая" уже была там. Карташов удивился: кажется, с тех пор как он
побывал здесь впервые, прошло сто лет. Одинец ушел, а он остался один.
Сумеречность и одиночество скреблись в душу. От сигарет во рту бушевал
полынный костер, а внизу, под ложечкой, что-то тошнотворно подсасывало.
Открылась дверь - вышли Николай с Одинцом. Оба бледные. Услышал, о чем
говорят.
- Покантуйтесь еще пару часов...Можете съездить домой, принять душ.
Вернетесь, отвезете протез клиенту, а потом махнете в крематорий.
Одинец сел в машину. Взглянул на часы.
- До десяти свободны, - сказал он. - Съездим домой, поиграем в нарды.
- Нет...Если тебе все равно, давай заедем в одно место. На мою бывшую
хату, надо забрать кое-какое барахло.
Они купили в магазине по пакету молока, сдобных булочек и круг
краковской колбасы.
Примерно, через сорок минут они подъехали к двухэтажному деревянному
дому, в котором светилось только одно окно.
Обитая кусками фанеры дверь надсадно задребезжала и громко скрипнула.
- Осторожно! - предупредил Карташов. - Хибара идет на снос...
Дверь была не заперта. В нос шибанули отвратительные запахи табака,
водочного перегара и немытых тел. Слабая лампочка едва освещала углы до
предела запущенной кухни. Под ноги попалась колченогая табуретка и Карташов,
отбросив ее ногой, направился в комнату. На тахте угадывались человеческие