"Александр Ольбик. Падение черного берета" - читать интересную книгу автора на тебя смотрит дуло автомата или пистолета, ощущаешь себя собакой,
брошенной на вокзале. А вот когда устраняешь причину столь щекочущей нервы неопределенности, наступает непередаваемый кайф. А разве у тебя не так? Одинец включил радиоприемник. Шел концерт по заявкам. Пелись знакомые с детских и школьных лет песни, которые на них действовали расслабляюще. - Когда ты, Мцыри, достал на стадионе пушку, я увидел в твоих глазах пионерский блеск. Ты, наверное, без ощущения опасности - труп. - Возможно. Когда мы были заблокированы в рижской казарме и несколько дней ждали штурма со стороны только что созданного полицейского спецотряда, без конца смотрели видики. В основном американские боевики. Представь себе вооруженных до зубов молодых мужиков, день и ночь смотрящих, как убивают самым разнообразным способом. И из самых разных видов оружия. Все мы были на нервах...до последней степени наэлектризованы.. - Один к одному, такая же ситуация у нас была в Абхазии. Однажды дело чуть не дошло до стрельбы... - Мне это тоже знакомо. Однажды Саня Пронин чистил автомат, а напротив, за тумбочкой, двое наших играли в шахматы. Пронин почистил автомат, собрал, вставил магазин и говорит им: "Признавайтесь, кто из вас хочет схлопотать пулю?" Ребята отмахнулись - мол, чего только от безделья человек не наговорит...И все! Пронин пол- обоймы всадил одному в живот, вторую половину упаковал в голову другого омоновца. Мы ни хрена не можем понять - сон не сон, кошмар не кошмар...Сбежалась вся казарма, а Саня сидит на кровати, засунув ствол в рот и идиотски хихикает. Командир всех увел и вызвал психотерапевта, но развязка наступила быстрее, чем мы предполагали. Он выстрелил оставшимися в магазине тремя патронами и мозги его мы потом полдня - Извини, Мцыри, мы, кажется, приехали на Ткацкую. Сейчас заверни во двор и подай к крыльцу... Психи есть везде... "Скорая" уже была там. Карташов удивился: кажется, с тех пор как он побывал здесь впервые, прошло сто лет. Одинец ушел, а он остался один. Сумеречность и одиночество скреблись в душу. От сигарет во рту бушевал полынный костер, а внизу, под ложечкой, что-то тошнотворно подсасывало. Открылась дверь - вышли Николай с Одинцом. Оба бледные. Услышал, о чем говорят. - Покантуйтесь еще пару часов...Можете съездить домой, принять душ. Вернетесь, отвезете протез клиенту, а потом махнете в крематорий. Одинец сел в машину. Взглянул на часы. - До десяти свободны, - сказал он. - Съездим домой, поиграем в нарды. - Нет...Если тебе все равно, давай заедем в одно место. На мою бывшую хату, надо забрать кое-какое барахло. Они купили в магазине по пакету молока, сдобных булочек и круг краковской колбасы. Примерно, через сорок минут они подъехали к двухэтажному деревянному дому, в котором светилось только одно окно. Обитая кусками фанеры дверь надсадно задребезжала и громко скрипнула. - Осторожно! - предупредил Карташов. - Хибара идет на снос... Дверь была не заперта. В нос шибанули отвратительные запахи табака, водочного перегара и немытых тел. Слабая лампочка едва освещала углы до предела запущенной кухни. Под ноги попалась колченогая табуретка и Карташов, отбросив ее ногой, направился в комнату. На тахте угадывались человеческие |
|
|