"Джеймс Олдридж. Мой брат Том" - читать интересную книгу автора

что он не сломал и другую руку.
- А может, и сломал, - оборвал ее Том.
Признаться, мне самому теперь уже претила эта затея, и я не видел в ней
ничего, кроме публичного бравирования физической опасностью, спекулятивной
игры на нездоровом любопытстве толпы. Но для Тома тут был прежде всего
подвиг мужества, и он искренне восхищался, даже гордился своим приятелем.
Всю дорогу домой мы с ним яростно спорили.
- Если разум не властен заставить тело преодолеть нежелание или
страх, - говорил Том, - на что тогда человеку разум?
- А самоконтроль "где? - спрашивал я. - Ведь разум может потребовать
чего-то глупого и ненужного.
- Нужно знать себя, вот тебе и самоконтроль, - убежденно возражал
Том. - А Доби себя знает.
И Том продолжал восторгаться Доби, его незаурядной внутренней силой,
дисциплиной его сознания, так что я в конце концов даже испугался: не
вздумал бы он и сам повторить этот подвиг. Но тревоги мои были напрасны:
жизнь готовила Тому такие испытания, что ему не понадобилось прыгать с
городского моста, чтобы проявить и мужество, и внутреннюю силу.
За обедом мы рассказали домашним о новом воскресном аттракционе Локки.
Отец, глубоко возмущенный, сказал:
- Этот человек так открыто плюет на законы, будто они для него и в
самом деле не существуют! Он всех нас делает посмешищем. - И добавил,
обращаясь в пространство: - Неужели в этой стране нет больше никаких
общественных устоев?
- Никаких! - ответил Том. - Только ты почему-то не хочешь признавать
это...
Но спору не суждено было разгореться: внезапный порыв ураганного ветра
сотряс наш деревянный дом, едва не сорвав его с хлипкого фундамента.
Палящий, душный зной уже с утра предвещал пыльную бурю. Когда мы с Томом
возвращались домой, на северо-востоке, над Дарлинг-Даунз, собирались густые,
темные тучи, и вот теперь пыльный вал обрушился на город. Мы все
повскакивали с мест, забегали, засуетились, торопясь закрыть окна, запереть
двери, а снаружи крутился уже сухой, черный, слепящий вихрь сорванного
земного покрова, накрывая тьмой дом, улицу и нас всех.
Я знал: буря будет свирепствовать несколько дней, а потом начнутся
дожди; я это знал, и никогда мое желание вырваться, уехать отсюда не было
так сильно, как в эти дни, когда все кругом - река, равнина, буш, священные
дали пшеничных полей и живые люди, - все утонуло в непроницаемом пыльном
тумане. Тюрьма, отупляющая, глушащая все человеческое, - вот чем, в
сущности, был для нас Сент-Хэлен, был всегда, просто в такие дни это
ощущалось с особенной остротой, и я дал себе слово, что не останусь здесь
больше года, даже если придется уйти пешком с котомкой за плечами.

11

Неделю спустя фасад авантюристического благополучия Локки Макгиббона
дал первую трещину - Локки продал свою машину, свой серебристый "мармон".
Эта машина всегда была предметом нашего общего восхищения - дорогая,
эффектная, самая быстроходная из всех машин в городе, она удивительно
подходила к характеру владельца. Жилось Локки по-всякому. Бывали периоды,