"Борис Ильич Олейник. Князь тьмы " - читать интересную книгу автора

Это касается перевертышей и коммутантов, погрязших, по Св. Писанию, в
"тайне беззакония", то есть отступлении. Да еще таких, как некий воитель,
который по одному из зарубежных голосов диагностировал КПСС как "раковую
опухоль". Должен поставить в известность г-на: такие "диагнозы",
распространяемые на миллионы людей, равнозначны самому тяжкому греху,
который Космос не прощает. А посему может статься - не приведи Господи! -
что - после психиатра - ему понадобится и онколог.
Итак, я еще 26 августа 1991 года подал в отставку по всем параметрам.
И - уверен - если бы сему примеру последовали и многие другие, события могли
бы пойти по другому руслу. Но - все мы люди, все мы - человеки: кто-то еще
надеялся на лучшее, кому-то не хотелось расставаться с депутатским значком и
жильем в Москве, иные просто испугались, третьи решили сражаться до конца. Я
не осуждаю никого: каждый поступает согласно своим жизненным принципам. И
соваться со своим уставом в чужой монастырь по меньшей мере бестактно.
Если чисто по-обывательски идти по линии материальной, то мне,
бесспорно, было легче, чем другим, принимать решение: на протяжении двух лет
я оплачивал почти половину гостиничного пребывания впустую, поскольку в
основном колесил по "горячим точкам", а если выпадали редкие свободные
выходные - стремился в Киев.
Московская карьера мне, как украинскому поэту, - тоже противопоказана,
посему я отказался от квартиры, которую на первых порах предлагали в
первопрестольной. Не принял я и других заманчивых ангажементов, хотя меня,
между прочим, упорно "сватали" и на "Литературную газету", и даже на Союз
писателей, и на журнал (бывший "Советский Союз"), и на редактора
предполагаемой газеты "Красная площадь"...
Почему же, спросите, я не последовал примеру своих земляков-депутатов,
которые, учуяв неладное, быстро переориентировались на Украину? Да потому -
простите за нескромность - что "воспитание не позволяет".
Я привык - плохо ли, хорошо ли - но честно выполнять порученное дело.
Мои амбиции не ласкал пост вице-председателя Палаты Национальностей, на
который был избран неожиданно для себя, ибо сие место готовилось другому
лицу. Но коль уж так случилось, я счел своим долгом выполнять порученное мне
до конца срока, не уклоняясь и от самых опасных предприятий. И - главное - я
поверил Вам, Михаил Сергеевич...
Заявление об отставке, как передавали, не нашло поддержки. Да и Рафик
Нишанович, которого я уважал и уважаю, просил в это тяжкое время хотя бы
номинально присутствовать на заседаниях ВС до съезда. Вот так я, уже
внутренне свободный, и "посещал" Кремль.
На одном из них появились Вы, усевшись под красным знаменем. Как
обычно, к Вам, за барьер, потянулись ходоки "пошептаться". Кто-то тронул
меня за плечо. Один из работников аппарата показал глазами в Вашу сторону:
мол, зовет.
Я слишком длительное время не видел своего президента вблизи. Поэтому
первое, что меня поразило, - это еле уловимое внешне, но внутренне явственно
ощутимое изменение во всем Вашем облике. Всегда подтянута*, пружинистая
фактура обмякла. Несмотря на явные усилия держать голову, как всегда, слегка
откинутой - взглядом вдаль, - плечи заметно ссутулились.
- Присядь, - сказали Вы с рукопожатием (рука была, как всегда, горячая,
но какая-то нетвердая). - Что, Борис, выживем?
Последняя фраза пробилась к сознанию не сразу, поскольку мое внимание