"Илья Олейников. Жизнь как песТня " - читать интересную книгу автора

Каково же было мое удивление, когда через месяц, случайно оказавшись в
городе и заприметив в толпе шикарно одетую фифу, я узнал в этой самой фифе
Светочку. На ней была умопомрачительная шубка и поражающие воображение
своей длиной и экстравагантностью сапоги. Я начал ощущать вновь
пробивающиеся робкие ростки любви. Но внезапно всплывший в сознании образ
зеленых пузырящихся штанов уже окончательно похоронил попытавшееся было
реанимироваться чувство. Вот ведь, казалось бы, обыкновенные штаны, а какая
в них сила, однако. Особенно внутри.
От Светочки, чтобы далеко не ходить, я переметнулся к ее ближайшей
подруге Гале. Молод был! Подл! И не то чтобы Галя нравилась мне больше,
просто, в отличие от Светочки, у Гали кроме таких же зеленых штанов были
еще и две юбки, которые умело варьировались. Согласитесь, когда у девушки,
кроме штанов, есть еще и юбка, и даже не одна, это уже внушает уважение.
Так, занятый концертами, перемежающимися скоротечными, как чахотка,
романами, я и добрался до дембеля. Срок службы истек.
Вернувшись в дивизию, я узнал, что моя, так сказать, "вольная" уже
подписана и я могу забрать документы хоть сейчас.
- И где воны? - спросил я игриво у дежурного по части.
- У Пенькова, - был ответ.
Игривость покинула меня. Все возвращалось на круги своя.
Я не хотел встречаться с Пеньковым. И вовсе не потому, что сердце мое
разрывалось от жалости из-за предстоящего расставания с любимым командиром.
Причина была несколько иная - за время целинных скитаний я отрастил
усы и длиннющую, до плеч, шевелюру. Я не сомневался, что при виде столь
романтично выглядящего подчиненного Пеньков не отдаст моих верительных
бумаг, пока не обкорнает налысо. А осознав сие, направился в санчасть. К
Савельеву.
- Валера! - сказал я. - Видишь мою харю?
- Вижу!
Валера восхищенно рассматривал казацкие усы и львиную гриву.
- Я сейчас иду к Пенькову. Ты понял?
- Обстрижет, нах..! - догадался Валера и задумался.
Но ненадолго. После паузы он залез в шкафчик, извлек оттуда рулон
бинта и ловко обмотал им мою физиономию. Да так, что из обертки
проглядывали только кончик носа и два глаза.
- Ну как? - спросил он. - Художественно?
- Художественно, - согласился я, - только подозрительно стерильно.
- Есть маленько, - сказал Савельев и нанес на бинт несколько широких
йодовых мазков.
Йод был похож на спекшуюся кровь, и теперь я смахивал на полуубитого
красноармейца, чудом вышедшего из окружения.
- Щас-щас-щас! - оценивал свое произведение взглядом творца Савельев.
- Шматок грязи, лейкопластырь на бровь - и ты в порядке.
Вот в таком непрезентабельном виде я и предстал пред светлы очи
Пенькова.
- Вы кто? - спросил он, подозрительно вглядываясь в марлевую морду.
Вопрос был правомочен - меня бы и мать родная не узнала в столь
лицемерном обличии.
Взяв бумажку, я, изображая невероятное неудобство, написал свою
фамилию.