"Илья Олейников. Жизнь как песТня " - читать интересную книгу авторавпечатлений хватило на всю оставшуюся жизнь. Бригадиром назначили Якова
Исидорыча Кипренского - самого пожилого и умудренного. Яков Исидорыч всем был хорош, но имел один существенный недостаток - длинный язык. Время от времени он ляпал на сцене что-то такое, после чего ленконцертовскому руководству долго и нудно приходилось объяснять обкому, что "Кипренский имел в виду не политический наговор, как показалось, а совсем другое, и что по сути своей он патриот и абсолютно преданный режиму гражданин". Обком неохотно прощал, но неутомимый Яков Исидорыч не давал себе подолгу расслабляться и достаточно скоро попадал в следующий переплет. Послед-ней каплей, доконавшей и обком и Кипренского, стал концерт, проходивший в закрытом институте. Актовый зал был заполнен до отказа, и по нему жаркими волнами разливалась духота. Часть зрителей, спасаясь от нехватки воздуха, открыла двери и встала рядом с портретами членов Политбюро, висевших на стене напротив. Яков Исидорыч в это время находился на сцене и, увидев такую живописную картину, хотел было промолчать, но не смог. Мерзкий язык взял вверх, и Кипренский, внутренне понимая, что скандал обеспечен, но уже не в силах себя остановить, обратился к группе, стоящей рядом с портретами: - Дорогие мои, что вы там застряли с этими коммунистическими членами? Идите к нам. У них своя компания, у нас своя - нам делить нечего! Такой вольности обком стерпеть был не в силах. Кипренскому разрешили работать за пределами города, но категорически не в нем самом. После этого ему оставалась одна дорога - на чес, в деревню. С ним любили ездить все, так как основной чесовый постулат - меньше дней, больше концертов - Кипренский проводил в жизнь, как никто другой. Делалось это просто. Прибывая на место назначения, он сразу же направлялся в районное отделение - Видите ли, - по-приятельски начинал он, - партия доверила нам великое дело - нести культуру на село. Согласитесь, вопрос немаловажный? Начальник, не понимая, куда клонит Кипренский, но орентируясь на возвышенную интонацию, как правило, соглашался с этим неопровержимым тезисом. Дождавшись одобрительного кивка, Яков Исидорыч переходил к следующему пункту. - Давайте посчитаем, - говорил он, - во сколько обходится эта высокая миссия нашему трудовому государству. - Давайте-давайте! - выказывал живейший интерес начальник. - Мы в течение одного месяца должны сыграть шестьдесят концертов. То есть по два концерта в день. Вы следите за мы-слью? - неожиданно прервав диалог, строго спрашивал Кипренский. - Я следю, не волнуйтесь! - Очень хорошо! Едем дальше! В бригаде десять человек, каждому из которых положены суточные в размере двух рублей шестидесяти копеек в день. Десять множим на два шестьдесят - итого получаем двадцать шесть рублей. Казалось бы, мелочь, не так ли? Да просто ерунда! Но в месяц-то набегает семьсот восемьдесят!!! - восклицал Кипренский и аж подпрыгивал. Прыжок пожилого человека обычно производил очень сильное впечатление. - Не может быть? - всплескивал руками от нахлынувшего возмущения чиновник. - Это же просто безобразие! - Да что там безобразие! - накалял обстановку Яков Исидорыч. - Не безобразие это! Разбой среди бела дня! - Что же это делается такое? - сокрушался босс, оглушенный рассказом о |
|
|