"Илья Олейников. Жизнь как песТня " - читать интересную книгу автора

впечатлений хватило на всю оставшуюся жизнь. Бригадиром назначили Якова
Исидорыча Кипренского - самого пожилого и умудренного. Яков Исидорыч всем
был хорош, но имел один существенный недостаток - длинный язык. Время от
времени он ляпал на сцене что-то такое, после чего ленконцертовскому
руководству долго и нудно приходилось объяснять обкому, что "Кипренский
имел в виду не политический наговор, как показалось, а совсем другое, и что
по сути своей он патриот и абсолютно преданный режиму гражданин". Обком
неохотно прощал, но неутомимый Яков Исидорыч не давал себе подолгу
расслабляться и достаточно скоро попадал в следующий переплет. Послед-ней
каплей, доконавшей и обком и Кипренского, стал концерт, проходивший в
закрытом институте. Актовый зал был заполнен до отказа, и по нему жаркими
волнами разливалась духота. Часть зрителей, спасаясь от нехватки воздуха,
открыла двери и встала рядом с портретами членов Политбюро, висевших на
стене напротив. Яков Исидорыч в это время находился на сцене и, увидев
такую живописную картину, хотел было промолчать, но не смог. Мерзкий язык
взял вверх, и Кипренский, внутренне понимая, что скандал обеспечен, но уже
не в силах себя остановить, обратился к группе, стоящей рядом с портретами:
- Дорогие мои, что вы там застряли с этими коммунистическими членами?
Идите к нам. У них своя компания, у нас своя - нам делить нечего!
Такой вольности обком стерпеть был не в силах. Кипренскому разрешили
работать за пределами города, но категорически не в нем самом. После этого
ему оставалась одна дорога - на чес, в деревню. С ним любили ездить все,
так как основной чесовый постулат - меньше дней, больше концертов -
Кипренский проводил в жизнь, как никто другой. Делалось это просто.
Прибывая на место назначения, он сразу же направлялся в районное отделение
культуры и с места в карьер принимался пудрить мозги местному начальнику.
- Видите ли, - по-приятельски начинал он, - партия доверила нам
великое дело - нести культуру на село. Согласитесь, вопрос немаловажный?
Начальник, не понимая, куда клонит Кипренский, но орентируясь на
возвышенную интонацию, как правило, соглашался с этим неопровержимым
тезисом. Дождавшись одобрительного кивка, Яков Исидорыч переходил к
следующему пункту.
- Давайте посчитаем, - говорил он, - во сколько обходится эта высокая
миссия нашему трудовому государству.
- Давайте-давайте! - выказывал живейший интерес начальник.
- Мы в течение одного месяца должны сыграть шестьдесят концертов. То
есть по два концерта в день. Вы следите за мы-слью? - неожиданно прервав
диалог, строго спрашивал Кипренский.
- Я следю, не волнуйтесь!
- Очень хорошо! Едем дальше! В бригаде десять человек, каждому из
которых положены суточные в размере двух рублей шестидесяти копеек в день.
Десять множим на два шестьдесят - итого получаем двадцать шесть рублей.
Казалось бы, мелочь, не так ли? Да просто ерунда! Но в месяц-то набегает
семьсот восемьдесят!!! - восклицал Кипренский и аж подпрыгивал. Прыжок
пожилого человека обычно производил очень сильное впечатление.
- Не может быть? - всплескивал руками от нахлынувшего возмущения
чиновник. - Это же просто безобразие!
- Да что там безобразие! - накалял обстановку Яков Исидорыч. - Не
безобразие это! Разбой среди бела дня!
- Что же это делается такое? - сокрушался босс, оглушенный рассказом о