"Илья Олейников. Жизнь как песТня " - читать интересную книгу автора

один из них.
- Да ну его! - лениво отозвался второй. - Надо будет, возьмем. Куда он
денется?
В отделении Моисеев предъявил удостоверение, объяснил дежурному, что
мы здесь с концертами, что в кафе зашли просто пообедать, что официант
оказался сволочью, а сволочей надо учить, и дежурный - совсем не дуб, как
показалось вначале, - посмеялся и, пожелав успехов, снял с нас оковы.
Через полчаса мы вошли в то же кафе и подсели к тому же официанту.
Сели спиной, чтобы он нас не сразу заметил. Тот, уже слегка оправившись от
встречи с врагами народа, а потому несколько порозовевший, подошел сзади и
спросил не глядя:
- Что будем заказывать?
Справедливости ради надо сказать, что на сей раз голос его звучал
значительно гостеприимней, нежели в наш первый приход. Очевидно, урок не
прошел даром.
Моисеев переждал некоторое время, а затем медленно вывернул шею в
сторону и, смачно сплюнув, сказал:
- Я же вас предупреждал, Пуцкер, - у нас длинные руки!
Этого оказалось достаточно для того, чтобы мне впервые в жизни
посчастливилось лицезреть, как грохается в обморок здоровый
околодвухметровый мужик.
А Моисеев уже готовил следующую акцию. Акцию, жало которой было
направлено против безобидного, как весенний мотылек, аккуратненького,
пузатенького куплетиста Моткина Гриши. Вообще все в жизни у Гриши
складывалось удачно, но никакого удовлетворения от этого он не получал,
поскольку большую половину прожитого мучительно страдал. И нетерпимые эти
страдания причиняла ему собственная лысина. Вообще-то ничего страшного.
Лысина есть у каждого человека, просто у некоторых она прикрыта волосами.
Лысина же Григория, с одной стороны, придавала ему более комичный вид
и доводила репризы до стопроцентного попадания, но с другой - уничтожала
все шансы на какое-либо внимание женской половины человечества.
А женщин он любил.
Любил одинокой, безответной любовью онаниста, так как, к сожалению,
женщины и Гришина эрекция стояли по разные стороны баррикад. Ночами его
терзали сексуальные сны, в которых он, мужественный и волосатый, в
окружении ослепительных див, потягивал коктейль через соломинку и в ответ
на страстные заигрывания возлежащих у его бедра златокудрых бестий
снисходительно улыбался. Но поутру он наталкивался в зеркале на свою
неопрятную лысую голову и бормотал, с ненавистью глядя на свое отражение:
- За что же это меня так природа проигнорировала!
Пару раз Григорий пробовал натягивать на себя парик, но тот не
держался, съезжал и вообще причинял всякие неудобства.
Так как в то время я был еще доста-точно густ, то он относился ко мне
с неприязнью, как, собственно, и ко всем остальным, у кого обнаруживались
хоть какие-то признаки волосяного покрова.
И вот этого божьего одуванчика и решил разыграть безжалостный Вова
Моисеев.
Однажды, когда Григорий, безмятежно готовясь к выступлению,
переодевался в концертный костюм, сидящий рядом ма-эстро, откинув
специально заготовленную для этого дела газету "Neues Deutschland", зевнул