"Маргарет Олифант. Окно библиотеки ("Карета-призрак" #2) " - читать интересную книгу автора

обнаружилось пространство, наполненное слабым серым светом. Там, без
сомнения, была комната; виднелась она смутно, внутри ничего не различишь - а
как же иначе, если она находится по другую сторону улицы? Но все же было
ясно: комната там есть, и, подойди кто-нибудь изнутри к окну, я бы не
удивилась. За окном, которое дряхлые подслеповатые леди готовы были объявить
имитацией, определенно чувствовалось пространство. Глупенькие, ведь если
посмотреть настоящим, зорким глазом, то через секунду все становится
понятно! Сейчас там все серо, но сомневаться не приходится: за окном -
пространство, в глубине темнеющее, как всегда бывает, если заглянуть в
комнату с другой стороны улицы.
Занавески отсутствовали, и, живет там кто-нибудь или нет, определить
было невозможно, однако комната за окном существовала на самом деле - тут и
спорить не о чем! Я была довольна собой, но молча выжидала, пока тетя Мэри
перестанет шелестеть газетой, чтобы объявить о своем открытии и покончить
разом со всеми ее сомнениями. Но тут меня снова увлек поток мыслей, и я
забыла об окне. Внезапно из внешнего мира до меня донеслись чьи-то слова:
"Домой пора. Скоро совсем стемнеет". Стемнеет! Глупости, да не стемнеет
никогда, если не уходить с улицы, если часами еще бродить и вдыхать этот
ласковый воздух! А потом мой взгляд, легко подчинившийся новой привычке,
опять устремился через дорогу.
К окну никто не подходил, огня не зажигали, да и без того было еще
достаточно света, чтобы читать, - света спокойного, ясного, лишенного
какого-либо оттенка. Между тем пространство комнаты явственно расширилось.
Мой взгляд проникал теперь чуть дальше и очень смутно различал стены и
что-то сбоку - плотное, неопределенное, но отличавшееся своей чернотой от
менее густой темноты вокруг; какой-то большой темный предмет на сером фоне.
Я стала всматриваться и разглядела, что это какая-то мебель: письменный стол
или большой книжный шкаф. Можно было не сомневаться, что это шкаф, - ведь
там же библиотека. Я никогда не посещала старую университетскую библиотеку,
но бывала в других и знала, как они выглядят. Просто удивительно, как эти
старики смотрели-смотрели, а ничегошеньки не увидели!
Шум на улице стих, видимость ухудшилась, потому, наверное, что глаза
устали от долгого напряжения. Внезапно голос тети Мэри произнес: "Не
позвонишь ли в колокольчик, душечка? Мне нужна лампа".
- Лампа? - воскликнула я. - Да ведь еще светло. - Однако, снова
взглянув в окно, я неожиданно обнаружила, что освещение действительно
переменилось и мне ничего теперь не видно. То есть было еще довольно светло,
но освещение стало совсем не таким, как раньше, и комната напротив, вместе с
заполнявшей ее серой дымкой и большим темным шкафом, исчезла, скрылась из
виду; ведь даже и шотландской июньской ночью в конце концов темнеет, хотя и
кажется, что вечер будет длиться вечно. Я едва не вскрикнула, но удержалась,
позвонила в колокольчик и решила ничего не говорить тете Мэри до завтрашнего
утра, ведь утро вечера мудренее.
Но на следующее утро я то ли обо всем забыла, то ли была занята, то ли
разленилась больше обычного - впрочем, для меня это разницы почти не
составляло. Так или иначе, об окне я не вспоминала, и, хотя целый день
сидела напротив него у своего собственного окошка, мысли мои были заняты
какими-то другими фантазиями. Как обычно, вечером к тете Мэри явились гости,
но разговор на этот раз шел о совершенно других вещах, и целый день, а то и
два, ничто не напоминало мне об окне библиотеки.