"Рудольф Ольшевский. Поговорим за Одессу (рассказы)" - читать интересную книгу автора

Женя + Клара = Любовь.
Набегала волна и смывала этот роман. Но ничего
страшного не происходило.
Пока не просох прибрежный песок, на нем торопливо писался новый.
Владик + Ляля = Любовь.
Ох уж эти уравнения с тремя неизвестными! Мы не успевали их решать, как
набегали волны. Штормовые волны моей далекой юности. Какие замки
возводились на сыпучем песке Лузановки! Сейчас за ними вырос поселок
Котовского. А тогда была одна голая степь.
А Женька и Кларка, действительно, любили друг друга.
Господи, Женька Ермолаев давно погиб где-то на лесоповале. А Кларка
умерла два года назад, спившись напоследок от тоски и одиночества. Как она
крутила на песке рондат, фляк, двойное сальто. Стремительно смывает волна
судьбу написанную на песке.
Ляля и Владик. Ляльки после того лета я больше никогда не видел. А
Владька Спивак и сейчас иногда звонит мне из Израиля.
Их было три брата - Лешка, Владька и Валерка. Странное дело, отец у
всех троих был один. И мать одна
- тетя Катя. А пятых граф было три. Загадочная штука эта пятая графа,
сразу видно , связана она с буржуазной лженаукой - генетикой. При
социализме она вносила большую путаницу.
Лешка с начала и до конца был евреем. Чтоб я так жил, говорил он,
прикладывая руку к сердцу, еврей.
Владька писался армянином. Честное слово, делал он невинные глаза, я -
армянин.
Валерка принадлежал к украинской нации. Сукой быть, улыбался он, мы -
хохлы.
Национальная особенность наложила на каждого свой отпечаток. Лешка
имел, как говорят в Одессе, интеллигентную внешность, хотя и работал
мастером на судоремонтном заводе имени Марти. Лешка по блату устроил меня
кочегаром на этот завод. Над главной верфью писалось: "Да здравствует
диктатура пролетариата". Так что благодаря Лешке, я на время сделался
диктатором.
Как раз в то время Марти предал интересы рабочего класса Франции и
одесского судоремонтного завода. Несколько тысяч диктаторов верфи собрались,
чтобы осудить ренегата. До сих пор мне казалось, что Ренегат
- это имя, и так зовут Каутского. Оказалось, что это его кличка, вроде
моей - Дамский наган.
На собрании до глубины души возмущенные рабочие отрекались от предателя
их интересов.
- Что мы, фраера, называться фамилией этого ренегада?
- показывал слесарь на портрет еще недавно висевший в кабинете
директора, а теперь валявшийся на бетонном полу.
Зал одобрительно гудел, проявляя таким образом массовое классовое
чутье.
Все это действовало гипнотически. Я тоже подвывал, почувствовав
обострение этого самого чутья, как щенок, попавший в стаю охотящихся гончих.
Потом выступил самый главный диктатор, пролетарское происхождение
которого было видно не вооруженным до зубов глазом. Он сказал:
- Эта шлюха почище проститутки Троцкого. У нас с вами флагман одесской