"Пора предательства" - читать интересную книгу автора (Кек Дэвид)9. В ОРЛИНЫХ ЧЕРТОГАХПо сторонам пустынных улиц выстроились святилища и покинутые особняки. Обветшалые деревянные строения склонялись к руинам былой славы их соседей. Ламорик держал Дорвен за руку. Сама же Дорвен то и дело поглядывала на Дьюранда. — Нет времени переодеваться в парадное, — заявил Ламорик. — Обноски в Чертогах короля-путешественника!.. Хотя, возможно, это сыграет нам на пользу. Что я скажу Рагналу? Вряд ли мне удастся легко отделаться. Все зависит от его настроения. Вот мы пред ним, измотанные и оборванные. Бледные от усталости, с покрасневшими от бессонных ночей глазами. Его величество решит, что Гирет переживает тяжелые времена. Возможно, он нас и пожалеет! Каменные изваяния ухмылялись путникам с каждого угла, глядели на них с каждого сумеречного перекрестка. На всех домах висели знамена — сине-золотые в честь короля Эрреста. Небо над головой готово было в любой миг вспыхнуть светом зари. — Придется бежать, — проговорил Ламорик. И тут зазвонили колокола. Из каждого святилища древней столицы разносились, разрывая тишину небес, перезвоны; с высот палили пушки. На улицах еще царили предрассветные сумерки, однако за мраморными стенами и шпилями Небесное Око уже вернулось в мироздание. Ламорик остановился, потерянно уставившись в небеса. На лице у него отразилось неприкрытое отчаяние — Дьюранд чувствовал себя сущим убийцей, — а потом Ламорик попытался улыбнуться. — Ну что ж, полагаю… По улице, взметнув тяжелые знамена, промчался порыв ветра. Дьюранд еле успел придержать плащ на плече. Небо потемнело, на севере зарокотал гром. — Супруг мой, это не обычная буря, — сказала Дорвен. — Надо найти укрытие. — Далеко ли до дворца? — спросил Ламорик. В ту же секунду небо разорвала молния. За накрепко закрытыми дверями домов залаяли собаки, заревели ослы. Дьюранд развел руками. — Тогда быстрее. Из-за прикрытых ставнями окон навстречу буре выглядывали встревоженные лица. Наконец Ламорик, Дорвен и Дьюранд влетели в проход между домами и, запыхавшиеся, оказались в огромном дворе, что тянулся от рвущегося к небу верховного святилища Эльдинора до Орлиной горы. Во дни Высокого королевства здесь собирались войска перед тем, как двинуться в поход. Дорвен глядела на тучи. — Супруг мой, тут что-то неладно. Небеса переливались сотнями оттенков иссиня-багрового. Дьюранд вспомнил кольца, что видел над Ирлаком, когда река вырвалась на свободу. Стройные ряды башен Сердановской Орлиной горы содрогались от странного света. — Послушайте меня. Это не обычная буря. В ней — предостережение. Перед воротами три тысячи нищих ждали раздачи милостыни, которой должно было сопровождаться королевское празднество. — Надо непременно туда пробиться, — промолвил Ламорик. — Каждый миг промедления лишь усугубляет мою вину. Чего доброго, его величество решит, будто мой отец отвернулся от короны. Я вот-вот навлеку на голову старика все войско Эрреста… Дьюранд поморщился. Пробиваться к воротам — значило пройти мимо всех нищих на пятьдесят лиг вокруг. — Добраться туда будет нелегко. — А еще труднее — убедить привратника впустить нас, в таких-то лохмотьях. Войско Небесное! После пира нам придется сражаться со всем этим сбродом за объедки, — пробормотал Ламорик. Дьюранд сжал зубы. Его молодой лорд не заслуживал участи шута. И тут древний двор вздрогнул от гулкого грома. Все с изумлением воззрились наверх. Подобно батальону кавалерии на белые плиты двора обрушился ливень. Упав, дождинки тут же отскакивали — белыми градинами. Через считанные секунды весь город наполнился звоном и стуком. Толпа рассеялась. — Ой, какой град! — сказала Дорвен. — Вот тебе твое знамение, — отозвался Ламорик. Вслед за ним Дорвен и Дьюранд зашагали через опустевшую площадь к воротам. Служка с лицом, похожим на лепешку сырого теста, вел запоздавших гостей через сплетение переходов Орлиной горы. Над головой бушевала гроза. — Идите. Все там, внизу. У нас тут дел по горло. — Служка шлепал ступнями по полу, изо рта у него шел пар. Бритая голова словно выкатывалась за ворот сутаны. Дьюранд заметил на сутане чернильные пятна. — Не могли бы вы сказать нам, в каком настроении его величество? — спросил Ламорик. Низкорослый служка всплеснул руками. — Поздно. Уже ничего не поделаешь. Все равно. Стыд-позор. Вы прямо в этом вот и пойдете? Пересекли мощенный булыжниками двор, залитый ледяной водой. Дьюранд прислушался к отдаленному гулу пиршества. Сама мысль о том, чтобы предстать перед троном, приводила его в ужас. Через двор метнулась стайка одетых в черное прислужников. Провожатый вел их все дальше и дальше. — Так как там король? — не унимался Ламорик. — Должны, верно, быть еще какие-то приемные, да? Он будет рад… — Вам бы выделили слуг, в другое-то время, — проворчал служка. — Стыд-позор. Испортить такой замысел! Ламорик хотел было продолжать, но Дорвен опередила его: — Наверное, немало потребовалось трудов, чтобы как следует продумать и подготовить такое событие. Человечек переполошился. От его сутаны пахло прогорклым жиром. — Я свечных дел мастер, вот кто я. Ламорик разинул рот. — Свечного мастера отправили приветствовать посланца герцога… — Очевидно, ваша должность сопряжена с огромной ответственностью, — промолвила Дорвен. Свечных дел мастер усердно закивал. — Орлиная гора, это ж не одно здание. Нет. Сотни. Переходы. Улицы. Верховные короли, им требовались огромные залы, чтобы накормить свиту. Огромные кухни, котлы и кастрюли. Склады. Казармы для стражи и их железяк; помещения для сверкающей драгоценной утвари; голубятни; оружейные, набитые остро заточенной сталью; выгребные ямы на тысячи утроб; подвалы, кладовые, казематы для провинившихся. Да-да. — Похоже, и вправду — величественное место. Значит, до зала, где приносят присягу, еще далеко? Порой в грубых стенах зиял темный проход, порой среди пыли открывался вдруг великолепный чертог. Однако в конце каждого перехода им снова и снова встречалась стайка одетых в черное чиновников. Первая группка, мимо которой они прошли, сидела, вторая — стояла, следующие — уже в движении. Как скворцы, черные существа вспархивали всякий раз, как Дьюранд их видел. Замок кишел ими — и что-то их растревожило. Над старыми крышами рокотал гром. — Еще я должен самолично наблюдать, как топят сало и обмакивают фитили, — продолжал человечек. — А каждому гостю надо найти уголок на ночь. Да их тысячи понадобятся! — Он усмехнулся. — Горячая работенка. — Все же сдается мне, ее надо делать, — заметила Дорвен и глянула на Дьюранда. — Все чертоги должны быть освещены. А королевский зал далеко? Вы, верно, носили туда свечи. — И множество. Есть свое удовольствие в вытопке. — Провожатый оскалил желтые зубы и шумно втянул в себя воздух. — Хотя дети это терпеть не могут. — Как я к ним приближусь? — вопросил Ламорик. — Рагнал будет восседать на Троне Орехового дерева, а родичи всех герцогов Древнего Эрреста преклонят пред ним колени. Я принесу клятву от имени моего отца. — Он поскреб шею. — Пожалуй, остальное передать можно и попозже. Не на глазах у всех. Представятся и другие случаи. В конце концов, перед отъездом все равно надо испросить королевского изволения. Все силы ада! У меня сердце через рот выпрыгивает. Уж лучше на турнире биться. Вокруг шелестели сандалии, доносился сдавленный шепот — как ветерок по сухим листьям. Но Ламорик уже мысленно стоял пред троном и видел сонмы слуг. Дьюранд слышал только щебет скворцов и гром. — Уже близко, — сообщил свечник. — Совсем близко. Коридоры сузились, холодные, как горы. Путники двигались Тропою Сердана-Путешественника. Однако Дьюранд слышал рокот движущейся армии — бряцанье щитов, боевых топоров и кольчуг. Грохотал гром. Свечных дел мастер завел гостей в проход, где с обеих стороны выстроились каменные статуи: люди, ставшие исполинами — небесные силы, ставшие камнем. — Сюда! — позвал он, заворачивая за колено последнего исполина. Шеренги королей и идолов вели к огромным медным вратам: входу в древнюю твердыню Сердана, запрятанную в глубинах дворца. — За этой дверью — королевский зал, — сообщил шепотом провожатый. Свернув вслед за ним, трое путников наткнулись на Гермунда-скальда. Щуплый, весь какой-то помятый коротышка стоял на фоне мерцающих необъятных врат, растерянно глядя на вновь прибывших. Да, это был он — спутник осенних скитаний Дьюранда: кривоногий, горбоносый, с неизменной щербатой улыбочкой, в лохмотьях и бесформенной шляпе. Рядом стоял еще какой-то чиновник Рагнала. Отражения их кривились на сверкающей меди и на мраморном полу под ногами. — Вы? — ахнул скальд. — Вам нельзя сюда! — Уверяю вас… — сурово начал мастер свечных дел. За огромными дверями царило смятение. Судя по звуку, там шел скорее бунт, чем пир. Скрежетали по мрамору тяжелые столы. — Нет, не сюда, — залепетал спутник Гермунда. Брюхо у него было столь внушительного объема, что сутана спереди казалась гораздо короче, чем сзади. — Вы кто? Свечкодел? Маленький провожатый аж отшатнулся. — Свечных дел мастер! — Ах да, ах да. Ну, нет. Откуда бы вам знать? Кто бы вспомнил еще и вам сообщить? — После короткого замешательства чиновник широко улыбнулся. — Тогда дальше я их сам провожу. Ничего не поделаешь. За дверью кто-то взревел. — Я не… — начал мастер свечных дел. Чиновник у двери покачал всклокоченной головой. — Друг, теперь они на моем попечении. Гермунд положил руку на плечо Ламорика. — Надо двигать, — прошептал он. — Нет времени. Они в мгновение ока очутились за три поворота от остолбеневшего мастера свечных дел. Знакомец Гермунда, дородный и приземистый, рывком отворил дверь. Дорвен шла на шаг впереди Дьюранда. Чиновник захлопнул дверь — и только тут молодой рыцарь осознал, что они попали в какой-то темный чулан. Должно быть, Дорвен повернулась к нему. Ее дыхание овевало шею Дьюранда, грудь девушки вздымалась и опадала почти вплотную к его груди. О, только бы получить шанс — хотя бы крошечный шанс — поговорить с ней!.. Дверь за спиной задрожала от топота сапог и звона оружия. Дьюранду вспомнились остро заточенные секиры в руках стражников. Лязг затих вдали. — Гермунд, ты меня убиваешь, — прозвучал в тесной каморке тихий голос пузатого незнакомца. — Владыка Небесный! У меня сейчас сердце лопнет. Дьюранду не хватало воздуха. Дорвен придвинулась к нему. Маленькая ручка скользнула в его ладонь и крепко сжала ее. — Что все это значит? — вопросил Ламорик. — Я обязан от имени отца принести Рагналу клятву верности. — Другой выход отсюда есть, Ход? — спросил Гермунд. — За которым бы не следили эти громилы? — Поразительно! — продолжал сетовать толстячок. — Этот гнусный гоблин, должно быть, узнал меня. Я закончу дни салом для какой-нибудь его свечки. — Ход, ты себя недооцениваешь. Жиру в тебе явно хватит не на одну свечку. Не… Во тьме что-то закопошилось. Дорвен отбросило прямо на Дьюранда. Он чувствовал, как прижимается к нему ее бедро… — Гермунд! — прорычал Дьюранд, — клянусь… — Я открываю дверь, — пояснил Ход. — Помоги мне небо. Рука Дорвен выскользнула из руки Дьюранда. Дверь открылась. Все пятеро вывалились в узкий проход. Ход затрусил вперед, остальные — за ним. — Это все Рагнал, — пояснил Гермунд. — Да нет же! — запротестовал Ход. — Он всех швыряет в тюрьму, — продолжил скальд. — Ничего подобного! — Гермунд! — сурово вскричал Ламорик. — Я должен исполнить свой долг. Что тут происходит? — Они все заложники, — пропыхтел на бегу скальд. — Все до единого! Наверное, Рагнал решил, что после прошлогоднего Великого Совета должен принять какие-то меры. Ход покачал головой. — Они все зудели и зудели. Приставали к нему. «Единственная определенность — это кровь». Зудели у него над ухом всю зиму. Кап-кап-кап, яд камень точит. Беглецы ворвались в темный коридор, освещаемый тонкими веерами света, что пробивался через бойницы. — Клятв ему показалось мало, — продолжал Гермунд. — Вот он и велел схватить всех до единого посланцев от баронов — и мужчин, и женщин. Наследников. Сыновей. А герцог Гарелин приехал самолично! Внезапно Ход остановился и перегородил проход рукой. — Здесь надо на минутку остановиться, а потом двигаться дальше с величайшей осторожностью. Я пойду первым. Вы все за мной — не скопом, а по очереди, вразбивку. Будете слишком спешить — они мигом поймут, что дело неладно. И постарайтесь вести себя так, будто вы тут в своем праве. Ох, верная смерть… — Он поднес толстый палец к губам и исчез за поворотом. Гермунд обернулся к трем оставшимся и зашептал: — Все схвачены! Никакой торжественной присяги. Вооруженные солдаты за дверью — а сюда ведь съехались сыновья знатнейших родов королевства. Вряд ли его рыцарям пришелся по вкусу этот план. Там были все больше простые сержанты. А Рагнал сидит себе на Троне Орехового дерева, гнусной своей задницей прямо на досках из Сундука Аттии. Помяните мое слово, друзей он себе этим поступком не заработает. Шорох где-то в коридоре у них за спиной заставил Дьюранда обернуться и поспешно загородить собой Дорвен. Вслед за шорохом послышалось звяканье кольчуги. Молодой рыцарь шагнул в сторону, высвобождая себе место для того, чтобы обнажить меч, и отчетливо понимая: все происходящее будет сочтено изменой. Нельзя поднимать оружие на людей короля. — Дьюранд, — тихо окликнул его Ламорик. — Я бы поставил на тебя в сражении с доброй половиной Эрреста, но против пятидесяти тебе все равно не выстоять. Из коридора сзади донеслись голоса. Спутники Ламорика поспешно закивали — Гермунд последним — и все вместе вышли за угол. И оказались в комнате, полной народа. Кругом стояли столы, горели светильники. Писцы в черных рясах склонялись над свитками пергамента, сжимая в измазанных чернилами пальцах перья и перочинные ножики. Все разом повернулись в сторону вошедших, кривя какие-то пустые, бессмысленные лица, щуря блестящие глаза и разевая черные — точно от чернил — рты. Гермунд вызывающе вскинул подбородок и первым шагнул в длинный проход меж столов. — Мне доводилось играть и петь на многих пирах, — заявил он. — Но нынче нам нужна вся труппа. Ребек. Виола. Арфа и флейта. Ламорик, Дорвен и Дьюранд двинулись вслед за ним. Однако многие из писцов уже поднялись на ноги, скаля зубы в насмешливых ухмылках. — Из вас, часом, никто не умеет играть на тамбурине? К тому моменту, как четверка беглецов пересекла комнату, скрипторий был полон шелестом пергамента и сандалий. Чернорясые следовали за ними по пятам. Ход встретил их на другой стороне скриптория, в дверном проеме. По прикидкам Дьюранда, в запасе у них еще было несколько секунд. — Не ждал вас так быстро, — еле слышно проговорил Ход. — Пришлось, — ответил Гермунд. Ход закрыл глаза и кивнул. — Теперь уже не важно. В этой башне расположены опочивальни принцев. — Он поднял глиняный светильник и обратился к Гермунду: — Вели этому здоровяку закрыть за собой дверь. Дьюранд повиновался. Начался спуск подлинной узкой лестнице. Дьюранд, пригибаясь, замыкал шествие. — Ход, куда ты нас ведешь? — прошептал Гермунд. — В потайной коридор, выстроенный на случай, если Орлиную гору захватит враг. Тогда небольшой отряд сторонников короля мог бы вывести монарха, пока остальные защищают башню. — Отсюда до стен очень далеко. — Да. Но это ведь было давным-давно, Гермунд. Теперь гора кишит потайными ходами. Большинство, правда, засыпало, когда Верховные короли обрушили на гору столько каменных стен, во дни перед Партанором. — Ход коснулся стены, и оттуда отделился целый пласт пыли, накрывший толстяка, точно одеялом. — Пропасть! И как я теперь объясню, отчего весь грязный? — Эти люди, писцы… — начал Ламорик. — Ход, объяснил бы ты им что-нибудь, — вмешался Гермунд. Тот обернулся. — Опасные, продажные люди. Льстецы. Большинство новые здесь лица — появились только после коронации его величества. Других я знал много лет — но они изменились. Теперь никому нельзя доверять. — И как ты умудрился выкрутиться? — спросил Ламорик. — О, мне достало ума. Достало ума держать язык за зубами. Ламорик растерянно заморгал. — Казалось бы, твой долг перед… — Ах, ваша светлость, в том-то вся моя мудрость и состоит. Долг, честь, совесть — мне пришлось позабыть о них. Я видел, как отважные и мудрые люди предстают перед королем — и как эти жабы потешаются над ними, а король лишь смеется. И весь праведный гнев, вся ярость этих храбрецов стихали — как плач капризных младенцев. Впоследствии никто ничего о них больше не слышал. Чтобы спасти себе жизнь, пришлось сделаться совершенно безвредным. Змеи завидуют гибкости моего хребта — незначительность стала моим щитом. Нет силы слишком слабой, чтобы я не покорился ей. — Тут всякий испугался бы, — промолвила Дорвен. — Благодарю вас, миледи, — откликнулся Ход. — Он очень рисковал, заговорив со мной, — вставил Гермунд. — В Орлиной горе происходят странные вещи. И вести об этом должны долететь до слуха тех, кто способен поговорить с нашим Рагналом. После мятежа он точно с цепи сорвался. — Клевета! — возмутился Ход. — Как же поступят его союзники? — спросил Ламорик. — Владыка Небесный, да когда о произошедшем станет известно, прольется немало крови! Мой отец должен узнать обо всем как можно скорей! Пусть собирает войска, вызывает вассалов. И надо запасти побольше зерна на случай войны. Ламорик вдруг замолчал. — А что сделает Рагнал, поняв, что у него нет заложника от Гирета? Получится, я натравил короля на отца и брата? Моя семья владеет Гиретом со времен самого Сердана… — Он пошевелил губами. — Я должен вернуться. — Это безумие, ваша светлость, — возразил Гермунд. — Скальд, великие мужи из моего рода на протяжении двух тысяч лет жертвовали собой, дабы сохранить трон Эрреста. Ужели я опозорю их? Ход поднялся на несколько ступенек обратно, к Ламорику и, подняв светильник, заглянул молодому лорду в глаза. — Позволить жабам засадить вас в темницу? Обречь отца на муки унижения от мысли о том, что сын ради него в кандалах? Плясать под королевскую дудку и вкушать позор королевского недоверия? Делать все, чего желают эти твари? В масляном свете лицо Хода выглядело желтым и заостренным. Дорвен обхватила себя за плечи. — А все ли герцогства были представлены во время присяги? — Навряд ли, — отозвался Ход. — От Ирлака никого не было. — Ну разумеется, — пробормотал Ламорик. — Отсутствовал еще Гирет. И Монервей, — закончил Ход. — Я должен предупредить отца, — заявил Ламорик. — Пусть посоветуется с Монервеем. Должен ведь быть способ все уладить. Ну не может король воевать с собственным Великим Советом! — Давайте для начала хотя бы сами отсюда выберемся, — охладил его пыл Гермунд. Ламорик не стал больше противиться. Вел, как и прежде, Ход. Он открыл дверь, из-под которой сочился свет, и беглецы под гром непрекращающейся бури двинулись в путь. Они двигались по узким лестницам, ступали по пыльным коридорам, скрытым в толще дворцовых стен, крались по галереям для музыкантов под самым потолком пиршественного зала, где, сбившись в стайки, о чем-то перешептывались скворцы. Когда беглецы в очередной раз спустились в самые темные глубины дворца, Дорвен вновь нарушила молчание: — Мастер Ход, откуда вы знаете столько тайных путей? По-моему, вы ни разу не ошиблись и не перепутали поворот. Ход с хмурой улыбкой качнул лампой, словно отдавая честь. — Госпожа моя, некогда я был наставником принцев Бидэна, Эодана и Рагнала — и прочих знатных юнцов, сколько их ни приезжало ко двору. Мне по долгу службы приходилось зачастую проходить этими коридорами в поисках моих очаровательных маленьких подопечных. Бидэн не раз заставлял меня поломать голову. И брал я с собой на поиски вот эту самую лампу. Он поднял глиняный светильник, в котором подрагивал язычок пламени. — Ах да, тот принц, что исчез… — припомнила Дорвен. Ход покачал головой. — Больно видеть, как сыновья Карломунда перессорились меж собой. Эодан вовсе не является ко двору. Рагнал глумится над ним, постоянно напоминает, что их отец умер в землях Эодана. Да и Эодан слишком горяч, чтобы молчать в ответ. Бидэн, сдается мне, пытается все уладить: со времени Кровавой Луны он уже трижды приезжал в Уиндовер. Но примирить Эодана и Рагнала — задача немыслимая. Эодан не явился даже на совет в Тернгире. Недаром говорят, что дети великих мира сего учатся зависти и ревности еще у груди матери… Но мы пришли. — Ход поклонился с печальной улыбкой. — Далее я бесполезен для вас так же, как для моего короля. Пред ними виднелась только рассыпающаяся каменная стена. Потолок обрушился, в помещение не пробивалось ни лучика света. — Пришли — куда? — удивленно проговорил Гермунд. — Если только вы не пожелаете спрыгнуть со стен замка — а я не позволю вам так дурно обойтись с дамой, — то лучшего пути из Орлиной горы, чем эта вот норка, не придумаешь. Бидэн всегда был своенравен и после смерти матери постоянно куда-нибудь сбегал. В тот раз мы его искали повсюду. Я даже просил главного псаря пройтись по переходам под крышей с собаками. Но этого места так и не нашли. Спутники Хода молча глядели на груды битых камней. — Я совершенно уверен: где-то там есть лаз. — Ход поднял лампу, и над камнями проявилась черная полость. — Принц объявился в верховном святилище через три дня после своего исчезновения. — Толстячок показал на черный проем. — Полагаю, верховное святилище находится в пятистах шагах отсюда, вот в ту сторону… Впрочем, я никогда не проверял свою теорию. Гермунд кивнул, раскидывая ногой битый щебень. Протянув руку за лампой, он, в свою очередь, заглянул в темноту. — Ход! Кого ты, по-твоему, спасаешь? Хорьков? — Лаз ведет в некое ответвление древней сточной трубы — или тайный ход, каким в древности патриархи ходили к королю. На этих камнях я нашел обрывки черных нитей. После смерти матери мальчик носил черную тунику. Он точно тут пролезал. Кивнув, беглецы принялись карабкаться по камням. Сердце у Дьюранда так и застучало, когда он увидел, как узок лаз, по которому им предстоит ползти. Но что делать? Надо выводить Ламорика и Дорвен из этого жуткого места. Из проема бил поток холодного воздуха. — Я первый, — вызвался Дьюранд, усилием воли подавляя страх. Лезть туда — все равно что в печную трубу. Однако остальные у него за спиной мялись в нерешительности. Пухлощекий Ход глядел на них снизу. — Идем с нами, — позвал его Гермунд. — Давай! Ход ответил не сразу. — Я украл связку тростниковых лучинок. — Тростниковые лучины — ободранные и обмазанные жиром стебли тростника — заменяли крестьянам свечи. — Надеюсь, мастер свечных дел их не хватится. — Ход одну зажег, а остальные протянул Дорвен. — Мне будет интересно услышать, прав ли я касательно маленького Бидэна. — Крохотное пламя затрепыхалось на сквозняке. — Скорее, пока эти дьяволы не осознали, что произошло. Они начнут прочесывать улицы, расставят людей на причале. Помогите моему королю, — добавил он, повернулся и зашагал прочь. Гермунд поморщился, глядя на посланцев, жавшихся друг к другу перед лазом в туннель. Огонек лампы покачивался, удаляясь. Лампа Хода исчезла во мраке. Никто не произнес ни слова. |
||
|