"Ольга Онойко. Дом за пустырем " - читать интересную книгу автора

большая, чем реальность пустыря и гаражей, пронзала; и искры летнего солнца,
пробившиеся сквозь мутное стекло, заставляли его часто смаргивать.
- А я тибя знаю, - сказали басом за его спиной. - Ты дядя Андлей из
шестой квалтилы. Кибилнетик.
Он обернулся, все-таки вздрогнув от неожиданности. Давешняя девчушка
стояла у него за спиной, почему-то уже без мяча, и глядела, надув губы.
- Ага, - зачем-то сказал он. Он и впрямь был Андреем, окончившим
кибернетику, хотя жил не в шестой квартире и определенно не здесь.
Через секунду он начал сомневаться в этом. Через две перестал.
Андрей еще немного постоял у окна, разглядывая площадку. Удивление, и
без того слабое, померкло, он все тверже знал, что немыслимое событие -
самое естественное из всего, что могло произойти здесь в этот день. Страха
же не было вовсе. Он сильнее испугался бы не только брошенного аварийного
дома, но и пресловутого клуба, в который ему пришлось бы наниматься.
Потом он подумал, что пора уходить. И острое, самое острое из всех
чувств, какие он когда-либо испытывал, - стремление остаться здесь -
скрутило его так, что он впился пальцами в лупящийся беленый подоконник,
будто чья-то угрюмая воля силком тащила его назад.
Тут же он узнал, что может решать; перед ним - не дразнящий мираж или
негаданный подарок, а лишь то, что есть. Злое право выбора принадлежит ему
так же, как право дышать...
И его нежелание вмиг овеществило все три этажа дома за пустырем,
несколько улиц вокруг, полных зелени, а он уже знал, что дверь вовне
находится в магазине-стекляшке за углом, нужно пойти туда, взяться за ручку,
и отчаянно, исступленно пожелать вернуться.
Он пошел.
Купил в стекляшке хлеба, моркови, колбасы и боржома, заплатил в
каком-то сомнамбулическом состоянии, даже не осознав, сколько и чего, и
вернулся в дом. Ключи от квартиры нашлись в кармане штанов.
Все еще в полусне Андрей обошел ее - две комнаты, кухню, ощупал неновую
мебель - ее вид пробуждал к жизни чужие - его - воспоминания: о том, как
покупал, как спал на диване, как прожег стол сигаретой. Так, казалось бы,
намертво забытые алгебраические формулы оживают, стоит открыть обветшавший,
пожелтевший учебник - и вместе с ними возвращаются прокуренный голос
математички, унылый линолеум, пахнущий половой тряпкой, и тупое плоское лицо
соседа по парте.
Он прожил несколько дней. Сам Андрей думал об этом так, как люди думают
редко. "Я прожил эти дни там-то" или "таким-то образом", но не "я прожил";
такое чувство, возможно, испытывают больные или солдаты... Он будто с
усилием продирался сквозь время и место, шел по грани яви и сна. Во сне он
ходил по магазинам, читал, прибирался и готовил немудрящую холостяцкую пищу,
спокойный и всем довольный. С каждым новым пробуждением нежелание
возвращаться было все жарче, но он все же силился понять, - скорее по
привычке, чем из настоящего стремления.
Потом отпуск кончился.
И нежелание родило институт, в котором он работал. Дверь оказалась там,
на другом конце маленького городка, единая с дверью в подсобку, где
хранились обляпанные краской ведра и какой-то хлам, и нужно было только
пожелать...
Однажды он столкнулся на лестнице с девушкой в платье рюмочкой и белых