"Ольга Онойко. Лес Рисунок на бересте " - читать интересную книгу автора

камень.
Раклайн оцепенела.
- Чего? - благоговейно переспросила она, сразу будто уменьшившись в
размерах. - Далеко больно... до Вешней Земли-то.
- Земля вешняя кругом, - отозвалась ведка, не поднимая глаз.

Ведка шла вдоль улицы, запинаясь о нарытые тяжелыми коровьими и
лошадиными копытами выбоины и кочки. Она никогда не спотыкалась в лесу, но
лес не звал ее к себе так, как звали дома у дороги. Она не видела, хотя
знала, что сейчас на опушке муж Раклайн с ее сыновьями и еще несколькими
мужчинами селения роет глубокую землянку на пригорке, выбрав место посуше.
Не слышала, но чувствовала, как все они, терзаемые желанием скверно
высказаться, сдавленно мычат, кусая губы, будучи наслышаны о чутье ведок и
силе гнева Рожаницы Иртенайн, ненавидящей материнское грязнословие.
Аннайн улыбалась. Происходящее не было противно милосердию, ибо учило
владеть собой, и не было подлинной мукой, поскольку жгло только порок.
Кто-то догонял ее. Ведка спиной, острыми горячими мурашками знала о его
сбившемся дыхании, ноющих суставах и больных зубах. Она не замедляла шага,
потому что он - а это был пресловутый Ирзилук, она уже различала имя - еще
не окликал ее, и она не могла его видеть.
- Госпожа! - долетел задыхающийся голос. - Это... Госпожа Аннайн!
Она обернулась.
- Мне родоведа казала свят узор нарезать, - выпалил он, остановившись.
Наклонился, задохнувшийся, и воткнулся руками в колени. Был он еще совсем не
стар, но изглодан болезнью. Она-то, болезнь, и тянула его набраться хмеля, а
чтящая Хозяйку Раклайн прощала мастера. Ирзилук был мастером, - ведка
чувствовала это, даже не умея объяснить. Разлад защемил у нее в горле и
животе, и она поняла - можно.
Аннайн молча рассматривала Ирзилука, который все никак не мог
отдышаться. Он почти стонал, озлобленный на свою немощь, и жал руками под
ребра, пытаясь совладать с дыханием. Боялся, как бы хожалая ведка не
обиделась, как бы не надоело ей стоять, глядя на никчемного калеку...
Хожалая ведка не шевелилась.
Тихо звала ту, что всегда таилась в уголке сердца.
Ведки всегда говорят негромко. Не оттого, что слабы телом, - сил у
худенькой ведки может быть не меньше, чем у здорового мужчины, да редкий
здоровый мужчина выживет после Имени Нианетри, и если выживет - мало полгода
будет не работник, а для ведки это обычное дело... Не оттого, что мучительно
застенчивы или пугливы, хотя так часто кажется людям.
Немыслимо заглушить этот тишайший напевный голос, живущий внутри.
Если быть одной, настолько одной, чтобы не чуять неслышимых людям
голосов лесов, полей, дорог, облаков - а так бывает только в святине или
домерти - голос будет не громче, но ближе, скоро он заполнит темноту под
сомкнутыми веками и станет тепло. Потом увидишь говорящую...
Аннайн подошла ближе, одной рукой надавила на плечо Ирзилука, другой на
поясницу, заставила встать прямо. Он повиновался, хватая щербатым ртом
теплый воздух, пахнущий травой и навозом. Изо рта пахло. Ведка смотрела ему
в лицо, касаясь шершавыми пальцами покрытых коротенькой бороденкой скул. Он
не удивился, - чего ждать от ведок, известно, - смотрел на нее с несмелой
надеждой, путавшейся в страхе. Может, слыхал, что Аннайн благословенна не