"Владимир Орлов. Нравится всем - выживают единицы" - читать интересную книгу автора

Хотя, нет, я сам, наверное, опрокидывался с каждой секундой все больше и
больше. Кто-то заглядывал мне через плечо, и я решил не обнаруживать своего
недоумения, а продолжать склоняться как ни в чем не бывало. В конце концов
все это приобрело критический наклон, я первым закричал, чтобы они там
подумали, как им отойти в сторону, однако ноги наши уже крепко накрепко
сцепились и, когда началось падение, я без всякого сожаления упал в
совокупности. Мы очнулись на желтом углу с пестрыми мазковидными
вкраплениями красного и синего. И стоило бы посмотреть по сторонам и вперед,
чтобы обнаружить, что мы как бы уже приехали, и что это поле (луг) нас
принял бы и без этих страстных попыток устоять. Короче говоря, мы пришли
вовремя.

56.

Я склоняю голову ниже широко раздвинутых колен и жду тяжести и
затекания. Почти сразу приходит успокоение или обычная забывчивость
(кратковременная), но все-таки это пойманное мною мгновение, чем-то
неуловимо застревает во мне. Я берусь за плечи, сложив руки на груди, словно
совершая молебен, и понимаю, что так я, наверное, исполняю положенное мне и
возложенное на меня. Простым этим движением, изгибом тела. Я берусь за
одежду, стискиваю ее в кулаках и намереваюсь стряхнуть с себя это тягостное
наваждение. Меня призывает нечто большее, чем я сам, и чем я руководствуюсь,
совершая некоторые поступки и большинство жестов. Я сын своих родителей и
поэтому обращен к прошлому. Мне гораздо легче понимать это, чем петлять в
сугубой неясности, основанной на умозрительных теориях или позитивистских
убеждениях и опыте. Мое априори куда глубже! И я понимаю это некими
памятующими участками своего сознания, а не умом и сердцем, как принято
выражаться у доктринеров. Я плачевно далек от этого и мне легко быть таким,
каким я себя ощущаю. В этом - моя ложность, хотя я не берусь направленно
кого-то обманывать. Так я заключил. В этом и предназначение.

57.

Я крепко вытянул ногу, и Лацман грузно упал на локти прямо за стулом.
Возникло некое недоумение. Я присел рядом с ним, как рефери, пытаясь
заметить: опустится он на пол или нет, и он, конечно же рухнул, как сто
табуреток. Я выдернул ногу из под его тела и налил из графина воды. Погода
обещала быть вот-вот, над самым моим домом. Я проследил взглядом синюю
полосу над затеняющим двор зданием и обратился к Лацману с интонацией
хорошего врача:
- Эл, почти нельзя угадать, когда ты поднимешься. Я словно бы вижу тебя
распластанным, хотя, вероятно, мне этого не стоит видеть. Лацман едва слышно
захрипел. Я прислушался, и он снова стал тихим.
- Видимо, - произнес я, отпив полстакана, - тебя надо осторожно
укладывать и не делать больно. Лацман лежал неподвижно, и я подумал, что он
вряд ли слышит то, что я ему говорю. Я приблизился к нему со стаканом воды и
посмотрел на его плоскую голову. "Здесь даже рукоятка соскользнет", -
подумал я и в задумчивости отошел в угол комнаты. Там я нашел несколько
неярких литографий, развешанных чуть ли не от самого пола.
- Кибрик? - удивленно воскликнул я, но тут же вспомнил, что крики мои