"Владимир Орлов. Нравится всем - выживают единицы" - читать интересную книгу автора

напрасны.

58.

Дверцы шкафа. Когда они открываются сами по себе, я невольно отступаю
назад. Нет, я не боюсь того, что меня там ожидает, и даже о чем страшно было
бы вообразить. Просто весь этот шкаф такой старый, такой доплатоновский, что
я просто схожу с ума от одной этой мысли. Он со всей своей сухостью,
покоробленностью и ветхостью звучит мне укором на всю комнату. А это
единственная комната, где я могу укрыться, побыть один на один с собой и
напрочь откинуть от себя то, что так неприятно замутняет мою душу.
Следовательно, как только я сюда захожу, на меня сразу сваливается какой-
нибудь рулон ватмана или отодранный плинтус с полки... Да, я оказываюсь
здесь словно в мышеловке. Поэтому никогда не закрываю дверь. Жертвую интимом
ради собственного же здравого рассудка. Выкуриваю сигарету и быстро ухожу,
почти ничего не успев обдумать. Не назначив себе какого- нибудь дела, жизнь
катится под откос. Порог - только условно его можно назвать порогом -
никогда мне не мешал, косяк и притолока - тоже. Я знаю, что это выглядит
глупо и звучит дико, но эта комната сама себя устраивает. Так мне кажется.
Здесь даже не надо убираться. Собственно, здесь никто и не убирается.
Этим-то эта комната нас всех и устраивает.

59.

Жалкий пигмей, Лукин не удосужился даже выполоскать носки, перед тем,
как их надеть. Инна по привычке натянула кофту на голое тело и пошла гулять.
Я любил их, эти ничтожные предметы (обожаю его носки и ее кофточку) моего
присутствия. Я находился между ними, и этим они мне были дороги. Наконец, я
выпростал из кармана свежий листок и зачитал воззвание: "Дети мои. Вам я
доверяю упрятанное мной. Вам я оставляю молоко и крупу. Даже теперь, здесь,
с освобожденными износами я не осознаю еще, вполне ли посчитался с вами?
Если нет, то скажите об этом, и я принесу еще. Если довольно, то мне хватит
здесь стоять. Поскольку это и без того меня утомило..." Очень мило.

60.

Я нес свое тело между кустарников. Оно было легким и немного
задиристым. Трава едва слышно шуршала под ногами. Но это шуршание то
возрастало, то стихало до полного молчания. И я видел свой путь, извилисто и
прихотливо обходящий естественные препятствия. Это было тайное наблюдение за
собственным маршрутом. Рельеф местности поминутно менялся: я то уходил вниз,
то поднимался. Наконец стена деревьев оказалась такой плотной, что нельзя
уже было двигаться дальше. Я снял ботинки и тут же погрузился во влажную
траву. Почва была очень мягкой, я почти не чувствовал ног, когда делал
первые десять шагов.
- Дальше - глубокий ров, - предупредил меня незнакомый голос. Я пошарил
впереди палкой и вправду обнаружил провал.
- Кто здесь? - спросил я.
- Ни кто, а что, - ответил голос. Я встал с опорой на обе ноги, держась
руками за ветви, и покрутил головой.