"Владимир Орлов. Нравится всем - выживают единицы" - читать интересную книгу автора

91.

Старое судно покрытое белым налетом соли. Выдавалось над берегом,
рострум устремив в небо, как мигрень среди ночи. Мне бы хватило двух слов,
чтоб об╓яснить эту странную склонность - замирать на грани с победоносным
видом. Я почти утолил свой голод по части смысла. Я почти угадал, зачем это
так происходит. Но увы остаются вопросы, многоточие, оснастка гниет, и песок
немыслимо белый не дает кораблю утонуть. Ведь скорей всего эта грань
случайна, как случайна бывает мысль или направление ветра. Мы увидеть должны
конечную цель - тогда реально все. Нам должно показаться, что это знак, что
это чья-то чужая воля. Только тогда мы сможем спокойно взирать на
вздымающиеся ребра полуживых созданий, которых застала врасплох внезапность,
непогода, внутренние причины. Мы легко себе скажем: "Как здесь мило,
особенно ранним утром. Хорошо, что это случилось, и теперь происходит со
мной".

92.

Достаточно лестнице вниз опуститься к окну на площадке, достаточно
снегу идти за окном или просто чтоб день был достаточно серым. Я буду со
щемящей тоской наблюдать безнадежные будни. Не понимая, что мне открывается
в этом. Как будто бы время пришло, или напротив, оно никогда не вернется.
Осина словно метла под порывами ветра. Во всем этом есть ощущение пустоты.
Как будто бы я обнаружил в кармане старой куртки перегоревшую лампочку от
гирлянды с того самого Нового года. Но это сравнение хромает - я
ностальгирую по тому, чего не было и не будет. Это случается ранней весной
или поздней осенью, когда на лестнице горит электрический свет, и
непроглядная тьма за окном, и ветер холодный порывами рвется. Может быть,
это тайна рожденья, тоска по миру, который был целым.

93.

Довольно долго, около часа, я стоял на месте в попытке быть
вовлеченным. Это была неприемлемая ситуация. Я отдавал себе отчет в том, что
происходило и на этом можно поставить точку. Но жизнь, как известно, не
стоит на месте, она и не двигается, и не протекает, - она сосредотачивается
в настоящий момент, чтобы остаться такой же сосредоточенной в следующий и
другие моменты. Я все это осознаю без затруднения и излишней задумчивости.
Кто завел эту тяжбу между временем и его явными предметными знаками? Я
отворачиваюсь в сторону от моего проблемного театра действий. Я заговариваю
одно несущее обстоятельство другим. В переломном мгновении мои нужды сходят
на нет и остаются сплошные их подтекстуальные значения. Что им известно обо
мне, и что они обозначают? Я довожу это слово до смысла и оказываюсь в явном
преимуществе перед другими, скомканными. С такой заветностью тяжело шагать
дальше, обрекая себя на внутренний протест... Я сдаю злободневное слово.

94, 95, 96